В своей попытке увидеть западное влияние в этом процессе Вейкхард весьма проницателен. К концу XV столетия московские юристы из Посольского и других приказов установили связь с Европой и столкнулись с теми же проблемами, что сопровождали возрождение розыскного процесса в Европе, а именно со стремлением правительства контролировать преступность и усилить политический надзор. В то же время московские розыскные процедуры были адаптированы к местным условиям: они не включали такие ключевые моменты, как обращение суда к университетам (за неимением таковых) или участие в деле прокуратора, получившего правовую подготовку посредника, который расследовал и допрашивал за закрытыми дверями, собирая письменное досье. В Московском государстве розыскной суд был открытым. Судьи активно участвовали в допросе, а подьячие читали вслух протоколы во время подготовки приговора, как и в обвинительном процессе
[307].
Судебник 1550 года, губные грамоты 1539 и 1550-х годов развивали розыскную процедуру со значительным вниманием к свидетельствованию, показаниям очевидцев, материальным уликам и опросам местного населения о репутации обвиняемого. Судьи активно собирали доказательства: путем допроса подозреваемого, истца и свидетелей, очных ставок, предназначенных, чтобы разобраться в противоречащих показаниях (практика, также использовавшаяся в обвинительном процессе, но в данном случае под руководством судьи), и пыток. Предполагалось, что следствие должно двигаться от мягких методов ко все более насильственным: крестоцеловальная запись губных старост 1550-х годов, например, оговаривает, что прежде обращения к пытке криминальную репутацию должны были подтвердить допрос, очная ставка и опрос местного населения
[308].
Розыскной процесс применялся в случае серьезных уголовных преступлений – убийства, крупной кражи и разбоя, поджога, преступлений против политической власти и религии. В случае воровства или грабежа три условия разделяли розыскной и обвинительный формат: материальные доказательства, показания очевидцев или свидетельства местного населения о преступных склонностях человека. Необходимо было наличие хотя бы одного из этих трех элементов, чтобы начать розыскной процесс; в противном случае прибегали к его обвинительному аналогу
[309]. На практике розыскной процесс часто широко применялся в случае нарушения законов о безопасности пользования огнем, проникновения в Кремль верхом, а не спешившись, бегства с военной службы и споров о земле
[310]. Впрочем, открытая форма розыскного процесса свидетельствует о влиянии на него обвинительного процесса. В поразительном деле на далеком севере в 1642 году крестьянин бил челом на группу людей в том, что они зарезали его брата и отравили дядю, и в иске на сто рублей. Такое уголовное дело, как это, должно было вестись в розыскной форме, но в реальности сначала прибегли к обвинительной процедуре. Истец и ответчик были отданы на поруки, гарантирующие их присутствие на протяжении процесса; основной обвиняемый изложил свою версию в суде, отрицая все и отметив, что местный «земский судейка» уже осмотрел тело (как полагалось при розыскном процессе) и имеется мировое соглашение по делу (элемент обвинительного процесса). Истец возражал, и тяжба продолжилась в обвинительном формате: истец сослался на ряд свидетелей, которых ответчик тут же отверг как предвзятых; подлинность представленных документов была оспорена. В итоге обе стороны выразили желание целовать крест, чтобы разрешить создавшееся противоречие. Они также прибегли к розыскным процедурам: каждый требовал, чтобы другого пытали для получения показаний. Комбинация обвинительных и розыскных элементов процесса в столь серьезном деле отражала либо плохую подготовку чиновников, либо местную правовую культуру, либо сочетание того и другого
[311].
Другие дела также иллюстрируют применение судами и тех и других процессуальных форм, как было в расследовании убийства в 1651 году, в ходе которого олонецкий воевода решительно использовал розыскной процесс (допрос, очная ставка и пытка), но его подьячий собирал показания, применяя обвинительный процесс: на это указывают такие термины, встречающиеся в деле, как «ссылки», «слаться из виноватых». В деле о колдовстве 1648 года судья сознательно перешел от обвинительного к розыскному процессу, когда подтвердилась серьезность обвинений
[312].
На протяжении XVII века к розыскной форме стали все чаще прибегать даже при незначительных преступлениях
[313]. На Белоозере, к примеру, в первой половине столетия в подобных делах судьи использовали обвинительную форму, но, когда в деле фигурировали чиновники, применялись методы, характерные для розыскного процесса (как правило, без пытки). Постепенно во второй половине XVII века розыскной процесс стал на Белоозере нормой
[314]. Церковные судьи Кирилло-Белозерского монастыря в течение XVII века в делах, связанных с нападениями и кражами, применяли оба вида процесса. Как показывают изученные нами судебные дела из других регионов, к концу этого столетия при нанесении незначительных телесных повреждений все чаще обращались не к обвинительной, а к розыскной форме разбирательства
[315]. Розыскной процесс в Московский период имел много общего с обвинительным, особенно когда речь шла о допросе и формах улик; отличие между ними заключалось в пытке. Но до того как до нее доходило дело, в стремлении получить для нее достаточное основание судьи изучали иные виды доказательства.
