Благоволение царя к народу в виде судебного милосердия усиливало образ государства как семьи, в которой отношения правителя и подданных регулируются не правилами общественного порядка, а личными взаимоотношениями, характерными для частной жизни. То, как часто суды прибегали к помилованию, свидетельствует, что в XVII веке существовало определенное единство между порывами к бюрократизации и риторикой общины, объединенной благочестием. Проявление этого единства можно обнаружить даже в том факте, что ни в одном случае предумышленного убийства среди решенных дел приговор не был смягчен: царь был милостив при менее серьезных проступках, но при столкновении с истинным злом использовал все свои права на суверенное насилие. Как мы покажем в главах 8 и 12, реформы Петра I ввели институты и риторику более обезличенной власти и юриспруденции, но при этом не устранили всех внутренних противоречий, присущих в XVII веке даже области уголовного права.
Глава 8. Петровские реформы и уголовное право
Петр I (годы правления 1682–1725) приложил много сил к улучшению российских законов – законность входила в его видение могущественной России, играющей более активную роль в европейской и евразийской геополитике. Его реформы продолжали тенденцию, заданную в 1680–1690-е годы, по консолидации институтов, законодательному регулированию обычной жизни, более рациональной организации судопроизводства. Все мероприятия подавались в рамках европейской риторики «регулярного полицейского государства». По словам Марка Раева, смысл «полицейского государства» – «модернизировать ради модернизации, производство ради производства и „прогресс”, а не прежние трансцендентные и этические цели». Государство времен Петра I должно было быть решительно настроено на перемены и полезно для людей. Что характерно для Polizeistaat[полицейское государство. – Примеч. ред.], Петр правил с помощью указов, издав, по одной оценке, по меньшей мере 3314 законов, касавшихся и самых обыденных дел (запрет рубить корабельные деревья, запрет пускать фейерверки в городах), и фундаментальных институциональных реформ
[480]. Поучая элиту, император и его соратники щедро употребляли фразы типа «общее благо», оправдывая свои действия («понеже ничто так ко управлению государства нужно есть, как крепкое хранение прав гражданских») и составляя «толкования»
[481]. Скорость и охват перемен мешают нам понять, насколько реформы начала XVIII века продолжали прежние начинания – развивали городские и провинциальные судебные инстанции, укрепляли судебную иерархию, сужали церковно-судебное управление, вводили новые кодексы и законы (1715 год – Артикул воинский, 1720 год – Морской устав и Генеральный регламент), все шире распространяли применение инквизиционного процесса в судопроизводстве, улучшали делопроизводство и архивную систему. При этом нововведения часто опирались на зарубежные образцы, но на деле большинство судебных реформ адаптировалось к существующим институтам и практике.
Изменения в законодательстве и институтах
Петр приложил больше усилий к упорядочению российских законов, чем его предшественники, но добился меньше успеха. Между 1700 и 1719 годами царь трижды создавал комиссии для кодификации законов, появившихся после Уложения 1649 года. Ни одна комиссия не справилась с задачей, отчасти из-за отсутствия экспертов-законоведов, отчасти потому, что у наследников Петра не хватало настойчивости, чтобы довести эту работу до конца. Нового свода законов так и не появилось, и поэтому судьи в канцеляриях и на местах продолжали руководствоваться Уложением, как приказывала директива 1714 года: «Всякия дела делать и вершить все по Уложению… разве тех дел, о которых в Уложении ни мало не помянуть, а учинены на то не в премену, но в дополнение Уложения новоуказные пункты»
[482]. (Вспомним, что Уложение было опубликовано и распространено весьма широко, в отличие от Новоуказных статей 1669 года.) Регулярная публикация указов облегчала доступ к новым законам. В период с 1718 по 1725 год появилось пять сборников законов и множество отдельных указов. Но работа по обеспечению институтов и служащих новыми сведениями была непоследовательной. Выходило много новых регламентов, но часто важные правила так и не появлялись, в том числе устав Юстиц-коллегии и новых надворных судов, определение квалификации судей и описание ответственности новых судебных чиновников. Не имея указаний, чиновники подгоняли старую практику под новую терминологию и организацию
[483].
