Помимо описанного Олеарием способа кнутом могли бить «на козле» (деревянной конструкции-подставке) – это выражение впервые встречается около 1630-х годов. Не сохранилось описаний этого предмета, но предполагается, что наказываемого привязывали к подставке, а не к человеку
[564].
Наказания происходили публично, причем прямо заявлялась цель отбить у зрителей охоту нарушать закон, а возможно, имелось в виду и ритуальное искупление по отношению к пострадавшему от преступления сообществу. Обе цели могли быть достигнуты благодаря проведению наказания на месте преступления, что было давней традицией
[565]. Например, когда в 1648 году воронежские дети боярские и казаки отказались подчиняться воеводе, он получил приказ выбрать троих или четверых старших («лучших») казаков и бить их батогами перед приказной избой. С более зловещим намеком в Устюге в 1648 году и в Москве в 1662 году восставших вешали вблизи мест, где произошел бунт
[566]. В то время как со стороны государства это было демонстрацией того, какое поведение недопустимо, местные сообщества также могли приветствовать выставление преступника напоказ – как для его опознания (по словам одного историка, выставление перед народом во время наказания было формой «охраны порядка»
[567]), так и чтобы получить удовлетворение от того, что девиантность поведения искуплена и вычищена.
Демонстрация наказания, несомненно, была одной из задач обычной правоохранительной практики Московского государства – бичевания преступника, водимого по торгу. В первом упоминании такого обычая в Судебнике 1497 года нет указания на движение (наказание могло производиться и стационарно), но с 1620-х годов источники говорят уже о наказании «по торгом», что предполагает наличие процессии
[568]. Практика наказания на городской площади известна в Европе в Средние века и раннее Новое время. Джейсон Кой, разбирая дела о преступлениях в Ульме в XVI веке, отметил распространенность мобильного бичевания, причем оно часто дополнялось изгнанием из города (санкция, не применявшаяся в Московской Руси): преступников «били, проводя по улицам города от ратуши до одних из городских ворот». Пол Гриффитс, изучая приговоры о преступлениях в Норвиче в раннее Новое время, обнаружил, что для совершаемых публично наказаний, в том числе для «порки в движении от одного края рынка до другого», «обычно назначалось время, когда на рынки приходило больше всего народу и привозилось больше всего грузов; так коррекция антисоциальных актов оказывалась ловко привязана к еженедельному распорядку». Исследователь отмечает, что маршруты этих бичеваний часто совпадали с путями «основных торжественных шествий»; при этом могли делаться остановки у пабов и других значимых мест города, чтобы преступника могло увидеть как можно больше народу. В Лондоне в XVIII веке, согласно Роберту Шумейкеру, маршруты бичеваний часто начинались или заканчивались вблизи места преступления
[569].
Унизительность таких наказаний и в Европе, и в Московском государстве часто усугублялась действиями, подчеркивающими стыд совершенного преступления. В Европе преступников выставляли напоказ у позорного столба или в клетке или же при порке им надевали на шею украденные предметы или то, что их символизировало. Возле места стационарного наказания нередко прибивали объявления с описанием преступления
[570]. Иностранцы сообщают подобное и о Московском государстве. Олеарий рассказывает, что «каждому из продавцов табаку [что было противозаконным. – Примеч. авт.] была повешена на шею бумажка с табаком, а торговцам водкою – бутылки». Жак Маржерет повествует, что чиновников, принявших взятку, «секут, водя по городу, подвесив… на шею кошель, полный денег (если он принял деньги)», и вообще «имеют обыкновение вешать им [преступникам] на шею любую другую вещь, будь то меха, жемчуг или что бы то ни было другое, вплоть до соленой рыбы, когда секут их». Не следует недооценивать значения публичности таких действий: Пол Гриффитс доказывает, что в большинстве малых городов экзекуции происходили редко, поэтому подобные карательные представления были для государства основным способом демонстрировать свою власть
[571].
Судьи Московского государства в полной мере использовали возможности публичного унижения, сопряженного с проведением наказываемого по оживленному центру города. Зачастую они специально оговаривали в своих вердиктах, что экзекуция должна быть назначена на «торговые дни». Тобольские воеводы в 1640-е годы использовали символику такой географии: по их приговорам преступников должны были сечь, эскортируя «по торгом в проводку»; иногда они и удлиняли этот путь. Два бухарских купца («тоболсково бухаретина Мирбаки Абдиева люди»), осужденные за похищение вещей и денег в июне 1640 года, были «биты по рядом и по татарским юртам в проводку кнутом»; тем же путем должны были провести двух татарок, обвиненных в вооруженном нападении и сексуальном преступлении (май 1641 года). Осужденный в Тобольске за воровство в июне 1642 года «ссыльный опальный человек» был «бит по рядом и по торгом и под горою у судов в проводку кнутом»
[572].
