Практика телесных наказаний, 1649–1698 годы
Поскольку Соборное уложение широко распространилось в печатном виде, судьи и их помощники были лучше, чем раньше, обеспечены правовыми ориентирами; однако при чрезмерной детализации некоторые вопросы остались не освещены. Кроме того, множество указов, рассмотренных здесь благодаря тому, что они доступны в публикациях, совершенно не обязательно получили одинаковое распространение в свое время. Разные приказы выпускали указные грамоты подчиненным им воеводам; даже если тот или иной указ доводился до всех воевод, на местах его вполне могли, переписав в записные книги, просто забыть. Несомненно, в этих архивных фолиантах до сих пор прячутся и указы, еще не обнаруженные историками. Таким образом, то, что выглядит юридическими несоответствиями, было присуще самой природе системы: судьи следовали законам в той мере, в которой они и их дьяки эти законы знали, но их решения неизбежно оказывались различными.
Целый ряд вершеных дел об убийствах 1680-х годов показывает, что судьи и их знатоки права – дьяки и подьячие – принимали во внимание множество разных соображений. Например, судьи Разряда разобрали дело из полка князя Г.Г. Ромодановского. Иноземец на русской службе майор Яган Лоренц Линенбек признался в неумышленном убийстве ножом в ходе ссоры другого иноземца-офицера, своего шурина, в мае 1679 года. В соответствии с законом о непредумышленном убийстве, вместо смертной казни его приговорили к ссылке с семьей «в сибирские городы», и в апреле 1680 года Линенбеки были отправлены на пересылку в Москву. Чтобы избежать ссылки, Линенбек просил крестить его со всей семьей в православие, и белгородский митрополит передал его просьбу патриарху. Очевидно, это было совершено в мае 1680 года, поскольку тогда же царь помиловал Линенбека и восстановил его на прежней службе с предупреждением: «Естьли в какой большой вине объявитца, и ему пощады не будет»
[632].
В деле 1684 года об убийстве якутский воевода сначала приговорил человека к казни, но затем его отговорили от такого решения. Генерал и воевода Матвей Осипович Кровков нашел ответчика виновным в убийстве брата, хотя тот дал показания, что защищал себя и мать от нападения погибшего. Воевода первоначально не поверил этой истории и вынес смертный приговор со ссылкой на нормы Уложения и «градских законов» об убийстве брата. Но на месте казни мать обвиняемого била челом о его помиловании, причем подтвердила и версию о самозащите. В результате дальнейшего разбирательства (и, может быть, взятки?) Кровков изменил приговор на битье кнутом и отдачу на поруки. Это наказание соответствует санкциям, установленным за непредумышленное убийство, но тяжелее, чем при самозащите, где вообще не полагалось наказания
[633]. Возможно, такое решение отражает оставшиеся у судьи сомнения по поводу версии защиты. Нормы Соборного уложения о непредумышленном убийстве нашли применение в деле от мая 1654 года: во время сбора дворянских сотен на Девичьем поле холоп князя Ивана Ромодановского выстрелил из пищали и случайно убил человека. За это его велели «бить кнутом по торгом нещадно, чтоб на то смотря иным неповадно было так воровать, в сотнях ис пищалей стрелять»
[634].
Непреднамеренные убийства иногда случались при обстоятельствах, не предусмотренных законом. В июне 1692 года белозерский воевода Гаврила Аксаков разобрал дело о смерти крестьянки от побоев мужа, после которых она «лежала недели с две и умре». В июле Аксаков вынес приговор: крестьянина бить кнутом и «собрать по нем поручную запись, что ему впредь никаким воровством не воровать и людей до смерти не побивать». По неясным причинам окончилось весьма милостивым приговором и дело о краже 1677 года. Служилый мордвин бил челом на другого мордвина в краже меда (ценного по тем временам товара). Дошло до пытки, и ответчик и его сообщник признались в похищении и в оговоре и были признаны виновными. По законам 1649 и 1669 годов за первую кражу полагалось по меньшей мере членовредительное наказание и битье кнутом, а затем, по Уложению – ссылка и тюремное заключение, а по Новоуказным статьям – отдача на поруки; но в данном случае приговор состоял в битье батогами и «чистой поруке». Мотивы судьи смягчить приговор (может быть, взятка или заступничество общины) не раскрываются, но смягчение было немалым
[635].
На протяжении столетия судьи проводили в жизнь нормы законов о неподчинении ратных людей приказам так, как считали нужным. В августе 1661 года смоленский воевода доносил в Москву, что он подверг наказанию восьмерых жильцов (сравнительно высокий московский чин) за бегство со службы: их били батогами и разжаловали служить в детях боярских по тем городам, где числились их отцы. Тяжелее оказалось наказание, наложенное за более серьезное нарушение в июне 1662 года. В длинной отписке воеводы князя Б.А. Репнина о постоянной в то время проблеме бегства ратных людей со службы из Великого Новгорода в леса – от 10 до 20 и больше человек ежедневно – рассказывается между прочим, как солдаты отказались подчиняться сыщикам, посланным собирать их на службу, одного из них «лаяли», а сопровождавших его троих стрельцов били и гонялись за ними «с топоры и с ослопьем». Сыщики не могли никого отыскать, как отмечает боярин, «потому что те беглые солдаты живут по лесом, а норовят тем солдатом они ж сыщики, потому что они одни новгородцы – друзья и хлебояжцы [то есть клиенты]». Тех, кого удалось поймать, воевода велел бить «кнутьем, чтоб на то смотря бегать иным неповадно»
[636]. Все эти наказания соответствуют Соборному уложению в том, что касается военной службы, а также последующим указам, усиливавшим телесные наказания в военное время.
Иногда наказания на практике оказывались суровее, чем по закону. В мае 1682 года стрелецкий полковник, притеснявший своих подчиненных (он бил их, брал взятки, вымогал деньги и принуждал работать на себя), был приговорен к лишению чина и должности, конфискации земель, возмещению ущерба стрельцам-челобитчикам и битью батогами. В 1687 году ротмистр рейтарского строя был бит батогами «перед всем полком» за то, что бесчестил своего полковника, а также за «непослушание» и пьянство. Если бы речь шла только о бесчестье, при том что истец и ответчик недалеко отстояли друг от друга по чину, дело должно было ограничиться денежным возмещением, но тут на кону стоял грандиозный проект создания дисциплинированной армии, и оскорбление начальника и неподчинение ему тянуло на телесное наказание
[637].
