Для ученого очевиднейшим признаком отсутствия согласованности служит само существование подобных программ и заявлений. Они призваны убедить публику, что, хотя наука и религия на первый взгляд конфликтуют, на самом деле это не так. Но почему ученые пытаются это доказать? Одна из причин заключается в том, что я называю «синдромом хорошего парня»: говоря о религии только хорошее, можно понравиться гораздо большему числу людей, чем ее критикуя. Уверения в том, что твоя наука не лезет в дела религии и ничем ей не мешает, – верный способ угодить и американской публике, и вообще всем.
Далее, есть люди, которым просто не нравятся конфликты, – «люди доброй воли», как называл их палеонтолог Стивен Гулд. Для этой группы примиренчество представляется разумным способом избежать конфликта (аналогичную цель преследует запрет разговаривать о религии и политике за обеденным столом). Человек, который стремится примирить религию и науку, всегда выглядит непредвзятым и разумным, тогда как утверждение об их несовместимости помогает приобретать врагов и ведет к навешиванию на человека ярлыка «воинствующий». Причина понятна: религия занимает в нашем обществе привилегированное место. Нападать на нее нельзя, хотя критиковать веру в сверхъестественное или паранормальное, в экстрасенсорное восприятие или гомеопатию можно. Цель примиренчества – не защита науки, которая и сама способна за себя постоять, а демонстрация того, что религия каким-то образом все же может делать достоверные заявления об окружающем мире.
Но подлинная причина того, что ученые защищают примиренческую позицию, более эгоистична. Американские ученые – или, вернее, их материальная поддержка – в значительной мере зависят от американских граждан, которые в большинстве своем религиозны, и от конгресса США, который тоже религиозен. (Не секрет, что человеку, признающему себя атеистом, практически невозможно попасть в конгресс, и во время избирательной кампании кандидаты вовсю щеголяют своей религиозностью.) Большинство исследователей получает грантовую поддержку от федеральных агентств вроде Национального научного фонда или Национального института здравоохранения, бюджеты которых ежегодно утверждаются конгрессом. Для ученых такие гранты – единственная надежда, ибо исследования – дело дорогое, а отсутствие научных результатов может привести к потере должности, отсутствию продвижений по службе или прибавок к зарплате. Любое заявление о том, что наука каким-то образом конфликтует с религией, способно привести к урезанию бюджета (по крайней мере, ученым так кажется) и поставить таким образом под угрозу их профессиональное благополучие.
Подобные мысли беспокоят всех ученых, но биологам-эволюционистам приходится несколько хуже. Среди наших союзников в борьбе с креационизмом много прогрессивных верующих, которые во всеуслышание заявляют, что теория эволюции не противоречит их вере. В судебных слушаниях по искам против государственных школ, в которых преподают креационизм, нет и не может быть более убедительного свидетеля, чем какой-нибудь верующий, который под присягой покажет, что эволюция вполне созвучна с его собственной религиозностью и что креационизм – не наука. Если бы ученые говорили открыто то, что многие из нас думают, – что религиозные верования в принципе противоречат науке, – то мы непременно настроили бы против себя этих союзников и, как предупреждают многие, затруднили бы принятие теории эволюции людьми, которые и без того пребывают в сомнениях насчет Дарвина. Однако не существует прямых доказательств ни этой точки зрения, ни того, что ученые, критикуя веру, подвергают опасности собственное благополучие.
Тем не менее многие научные ассоциации, существующие в религиозной среде и погруженные в религиозную культуру, предпочитают вести себя осторожно. Они заявляют, что наука вполне может сосуществовать с религией. Один из примеров – программа научного, этического и религиозного диалога Американской ассоциации содействия развитию науки, посвященная «[развитию] общения между научным и религиозным сообществами». «Общение», за которое ратуют крупнейшие научные организации Америки, всегда позитивно. В подобных диалогах никогда не упоминаются какие бы то ни было конфликты между наукой и религией. Точно так же в программе Всемирного научного фестиваля (ежегодной мультимедийной выставки, которая проводится в Нью-Йорке) всегда имеется семинар или лекция на тему совместимости науки и религии. Фрэнсис Коллинз, бывший глава проекта расшифровки человеческого генома и нынешний директор Национального института здравоохранения (а кроме того – возродившийся в вере христианин-евангелист) основал BioLogos. Задача этой организации в том, чтобы помочь евангелистам, настроенным против теории эволюции, принять ее и при этом сохранить веру в Иисуса. К несчастью, пока ее успехи довольно скромны. И неслучайно все три упомянутые программы финансируются за счет грантов Фонда Джона Темплтона – богатой организации, которую основал миллиардер, сделавший состояние на паевых фондах. Джон Темплтон мечтал продемонстрировать всему миру, что наука может доказать существование Бога. Как мы вскоре узнаем, именно Фонд Темплтона и его громадные финансовые возможности лежат в основе многих программ, направленных на продвижение примиренчества.
Как и у организации BioLogos, цель проекта Clergy Letter – убедить верующих в том, что теория эволюции не противоречит их вере. Смысл этого проекта таков: религиозные лидеры и богословы пишут манифесты о том, что теория эволюции – не ересь. Национальный центр научного образования – важнейшая организация США, противодействующая распространению креационизма – ведет программу «Наука и религия», цель которой совпадает с целью Clergy Letter. Но вся эта деятельность порождает вопрос: если наука так легко согласуется с религией, то зачем нам столько публичных заверений в этом?
Тем не менее заверения продолжают звучать. Вот еще два. Первое исходит от Американской ассоциации содействия развитию науки:
Спонсоры многих из этих предложений [ограничить или ликвидировать преподавание теории эволюции в государственных школах] как в национальном, так и в местном масштабе, судя по всему, считают, что эволюция и религия противоречат друг другу. Такие взгляды достойны сожаления. Наука и религия не обязательно несовместимы. Они задают принципиально разные вопросы об окружающем мире. Многие религиозные лидеры подтвердили, что не видят конфликта между теорией эволюции и религией. Мы и подавляющее большинство ученых разделяем эту точку зрения.
Обратите внимание: это заявление хотя и сделано группой ученых, посвящено оно в основном теологии и подразумевает, что «истинным» религиям не обязательно конфликтовать с наукой. Но поскольку многие американцы считают иначе – включая и те 42 % населения, которые принимают «креационизм молодой Земли», – в нем, по существу, говорится, что почти половина американцев неправильно понимают собственную веру. Ясно, что не дело группам ученых определять, что будет, а что не будет «правильной» религией.
А вот декларация Национального центра научного образования:
Эволюционная биология ничего не говорит о существовании или несуществовании Бога. Точно так же ничего не говорят об этом другие научные теории, такие как теория гравитации, строения атома или движения тектонических плит. Как и теория гравитации, теория эволюции совместима и с теизмом, и атеизмом, и с агностицизмом. Можно ли принимать эволюцию как наиболее убедительное объяснение биологического разнообразия и при этом держаться за идею, что через эволюцию проявляется воля Божия? Многие религиозные люди так и делают.
