Далее, библиоведение, которое при надлежащем подходе есть просто историческая наука в приложении к литературе, может пролить значительный свет на происхождение Писания – свет, который может помочь верующим разобраться в своих священных книгах. Так, ученые почти уверены, что два рассказа о сотворении мира в первой и второй главах Книги Бытия, противоречащие друг другу в части происхождения Земли и живых существ, созданы на основе разных мифов о сотворении мира, возникших с интервалом в несколько столетий.
Наконец, реальным вкладом науки в религиозные верования можно было бы считать эмпирическую демонстрацию того, что некоторые религиозные представления неверны. Среди множества опровергнутых наукой библейских утверждений – и история творения, и рассказ об Адаме и Еве как о прародителях человечества, и Исход евреев из Египта, и перепись Августа, которая, согласно евангелию от Луки, привела Иосифа и беременную Марию в Вифлеем. Поскольку прогрессивные и дружески настроенные к науке религии вроде бы не хотят иметь у себя фактически ошибочных догм, они вынуждены обращать то, что прежде воспринималось буквально, в метафоры, а затем в теологические добродетели. Можно, конечно, рассматривать эти научные исправления как «улучшение» веры, но только при устранении фактически неверных частей.
Конечно, всем, включая и ученых, полезно побольше узнать о религии, поскольку это одна из движущих сил человечества. Она направляет ход истории (как на современном Ближнем Востоке), глубоко влияет на общество (политика современных США совершенно необъяснима без понимания американской сверхрелигиозности), вносит свой вклад в искусство, музыку и литературу. «Макбет» полон отсылок к Библии. Без представлений о христианстве «Дева Мария в скалах» Леонардо да Винчи – это просто изображение мужчины, женщины и двух маленьких детей. Но историческое и художественное значение религии – не тема для диалога науки и религии, подлинная цель которого – защитить религию от науки, внедрить религию в науку или продемонстрировать, что обе эти области представляют собой законные и дополняющие друг друга способы поиска истины.
Я всегда говорил, что религия по отношению к науке – то же, что суеверие по отношению к здравому смыслу. Именно поэтому они несовместимы. Я утверждаю также, что эта несовместимость зиждется на двух основаниях. Во-первых, религия в некоторых отношениях похожа на науку, поскольку большинство религий делает смелые заявления о том, что существует во Вселенной, и обещает дать тому доказательства. (Я не устаю подчеркивать, что религия не ограничивается претензиями на истину!) И ценность религии для верующих, вне зависимости от того, какое поведение она мотивирует, сильно зависит от признания хотя бы некоторых из этих утверждений. Если бы мусульмане знали, что Мухаммед, как Джозеф Смит, сам придумывал слова, которые позже стали догмой; если бы христиане знали, что Иисус не воскрес и вообще был не сыном Божьим, а просто одним из множества проповедников апокалипсиса той эпохи; если бы теисты знали, что нет никаких достоверных признаков вмешательства Бога в дела Вселенной – то толпы верующих мгновенно растаяли бы, как снег под весенним солнцем. Конечно, некоторые образованные верующие и богословы считают, что религия не зависит от фактов, но они в явном меньшинстве. Их «религия» – это скорее философия, и она практически не вредит ни науке, ни обществу.
На сцене появляется отсутствие рациональности, когда претензии религии на истину основаны не на разуме или каких-то систематических исследованиях, а на вере – уверенности в вещах, для которых нет убедительных доказательств, но которые рассматриваются как истинные просто потому, что люди хотят, чтобы они были истинными, или им внушили, что они истинны. То есть, как сказал отец Консольманьо, они думают сердцем, а не головой. Размышления сердцем не приводят к истине; об этом свидетельствуют тысячи лет религиозных конфликтов и распрей по поводу конфликтующих «истин», основанных исключительно на вере. В Средние века богословие называли царицей наук, но, конечно, в те времена слово «наука» применялась ко всем без исключения областям исследований. В наши дни, когда появилась настоящая наука, мы понимаем, что теология – изучение Бога, его природы и свойств – так же бесполезна в познании реальности, как в 1795 г., когда Томас Пейн сказал про нее следующее:
Изучение теологии, как это принято в христианских церквях, это изучение пустоты. Теология ни на чем не основана. Она не опирается ни на какие принципы, не следует никаким авторитетам, не имеет никаких данных, не может ничего продемонстрировать и не признает никаких выводов. Никакая вещь не может изучаться как наука без того, чтобы мы владели принципами, на которых она основана; а поскольку в отношении христианской теологии это не так, следовательно, это изучение пустоты.
Второй столп несовместимости таков: претензии религии на научность, если в них разобраться, превращают ее в псевдонауку. То есть когда возникают неизбежные конфликты между мышлением при помощи сердца и при помощи мозга, религия прибегает к стандартным псевдонаучным приемам, которыми пользуются отрицатели холокоста, фанаты НЛО и защитники экстрасенсорного восприятия. Огромное количество верующих не хочет, чтобы их веру скептически изучали; при этом они не пытаются честно исследовать другие религии и понять, почему ее адепты считают свою веру истинной, а все остальные – ложными. Наконец, религия, как истинная псевдонаука, защищает свои утверждения, превращая их в непроницаемые крепости, неуязвимые для опровержения. А то, что невозможно опровергнуть, невозможно и признать истиной.
В конце концов, почему бы не выяснить, как наш мир на самом деле устроен, вместо того чтобы выдумывать про него истории или принимать на веру мифы многовековой давности? А если мы не знаем ответов, то почему просто это не признать, как регулярно это делают ученые, и не продолжить поиски, пользуясь объективными данными и разумом? Не пора ли последовать совету апостола Павла, обращенному к коринфянам: повзрослеть и отложить детские игрушки? Любое почтение по отношению к вере укрепляет те религии, которые причиняют реальный вред нашему биологическому виду и планете.
Пора прекратить рассматривать веру как добродетель и использовать выражение «человек веры» как комплимент. В конце концов, мы не называем того, кто верит в астрологию, гомеопатию, экстрасенсорное восприятие, визиты инопланетян и даже саентологию, «человеком веры», хотя эти слова будут самой точной его характеристикой. Иронию ситуации, когда вера безо всяких оснований превозносится до небес, выразил Бертран Расселл, самый откровенный атеист своего времени, в первом же предложении своего сборника «Скептические эссе».
Я хочу представить благосклонному вниманию читателя доктрину, которая может, боюсь, показаться весьма парадоксальной и провокационной. Доктрина, о которой идет речь, такова: нежелательно верить в какое-то утверждение, если нет никаких оснований полагать его истинным.
Или, как утверждает современный последователь Расселла Сэм Харрис: «Делать вид, что уверен, когда на самом деле не уверен, – более того, делать вид, что уверен в утверждениях, доказательства которых невозможно даже представить себе – это одновременно интеллектуальное и нравственное падение».
