Так или иначе, Рейчел-Пейпер продолжил поиски. Через два года он предложил читающей публике сенсационный результат: окончательный, великий эротический шедевр де Селби найден! Оказывается, философ опубликовал его анонимно во французском издательстве Zeus-Taranis Press. Первое издание книги разыскать не удалось, что неудивительно, учитывая полуподпольный характер всего заведения, специализирующегося на печатании самой жесткой и грубой порнографии. Все, что мы знаем, – пересказ одного эпизода из этого анонимного сочинения в другой эротической книге, вышедшей десятилетия спустя в том же самом издательстве. На странице 126 романа Якуба Радостны "Genial Genitals" (пер. с чешского на английский Сирила Снейка) читаем: «Он набросился на нее со всей лихорадкой добропорядочного бюргера, которого заставили прожить целую неделю в доме без стен и крыши. Проникнув в податливое, теплое, трепещущее внутрь, он с некоторым даже успокоением принялся за привычную механическую деятельность, однако мысли его витали далеко. "Где, черт возьми, я читал про дома без крыши и стен? Какого Зевса я вообще об этом вспомнил?" Мысль свою он не закончил: отчаянные вздохи партнерши переместили его сознание из сферы книгочтения и книгопечатания к более насущным сейчас вопросам совокупления, кое он довел до конца с присущим ему блеском. Финал был исполнен в самых пасторальных, элегических тонах, что заставило его вспомнить сентиментальных пастушек XVIII-го века и сельских помещиц века XIX-го с их вечными альбомами. "Беее", – проблеял он и вцепился в золотое руно дамы». Рейчел-Пейпер торжествовал: «Если вас не убедят эти дома без крыш и стен, этот издательский Зевс, наконец, эти сельские альбомы, то мне остается сказать лишь одно: вон из науки! Вон из Селбиведения!»
Что же до Жюля Реболфа, то он благоразумно молчит и пока не отвечает на страстный выпад оппонента. Поиски утерянных рукописей и тайных сочинений де Селби продолжаются.
Часть 2
Способ текстообработки – переписывание
Флэнн О'Брайен
Третий полицейский
[5] Глава 2 (остальная часть)
На воспоминания о де Селби меня навело посещение дома старого мистера Мэтерса. Когда я, шагая по дороге, приблизился к нему, дом оказался добротным просторным зданием неопределенного возраста, двухэтажным, с простым крыльцом и восемью или девятью окнами по фасаду каждого этажа.
Я открыл железную калитку и как можно тише пошел по гравийной, в пучках травы, дорожке. Голова моя была до странности пуста. У меня не было ощущения, что я вот-вот успешно завершу план, над которым денно и нощно трудился уже три года, не покладая рук. Я не сиял довольством и не радовался перспективе разбогатеть. Занимала меня лишь одна механическая задача: отыскать черный ящичек.
Дверь в прихожую была закрыта. Хотя располагалась она в самой глубине сильно вдающегося внутрь крыльца, хлеставшие ее ветер и дождь покрыли филенки слоем смешанной с песком пыли, глубоко въевшейся и в щель там, где дверь открывалась, так что видно было, что она стоит закрытой уже не первый год. Вставши на заброшенную цветочную клумбу, я принялся толкать кверху раму первого слева окна. Упрямо и со скрипом она поддалась моим усилиям. Я пролез в образовавшийся проем и не сразу очутился в комнате, но обнаружил, что ползу вдоль подоконника, подобного которому по ширине никогда не видел. Когда я добрался до пола и с шумом на него соскочил, мне показалось, что открытое окно находится очень далеко и слишком мало для меня.
Комната, где я очутился, была донельзя пыльной, затхлой, мебель в ней полностью отсутствовала. Вокруг камина, сооруженные пауками, растянулись огромные полотнища паутины. Я быстро направился к прихожей, распахнул дверь комнаты, где находился ящичек, и остановился на пороге. Утро стояло темное, ненастная погода затянула окна мутными серыми разводами, не пропускавшими внутрь и самых ярких лучей слабого света. Дальний угол комнаты полускрывала тень. У меня внезапно появилось страстное желание покончить со своей задачей и навсегда покинуть этот дом. Я прошел по голым половицам, опустился на колени в углу и провел руками по полу в поисках незакрепленной доски. К своему удивлению, я нашел ее без труда. Она имела фута два в длину и пустотело покачивалась у меня под рукой. Я поднял ее, отложил в сторонку и чиркнул спичкой. Стали видны неясные очертания угнездившегося в дыре черного металлического ящичка для денег. Я опустил туда ладонь и подцепил свободно лежащую ручку согнутым пальцем, но пламя спички, внезапно дрогнув, погасло, и ручка ящика, приподнятая мною на дюйм или около того, грузно соскользнула у меня с пальца. Не отвлекаясь на то, чтобы зажечь новую спичку, я засунул в отверстие всю руку целиком, и тут, в тот самый момент, когда пальцы ее должны были сомкнуться вокруг ящичка, что-то произошло.
Что это было, мне нипочем не описать, однако испугало оно меня до крайности – задолго до того, как мне удалось хоть что-то понять. Это была некая перемена, постигшая то ли меня, то ли комнату, почти неуловимая, но при этом невыразимо важная. Словно свет дня изменился с невиданной в природе внезапностью, словно вечерняя температура за миг претерпела сильный скачок, словно воздух в одно мгновение ока сделался вдвое более разреженным или вдвое более плотным, чем прежде, – возможно, все это, и не только, действительно произошло в один и тот же момент, ибо все мои чувства одновременно охватило смятение, и никакого объяснения от них было не дождаться. Пальцы моей правой руки, просунутые в отверстие в полу, машинально сомкнулись и, не найдя абсолютно ничего, снова появились на свет. Рука была пуста. Ящик исчез!
Позади меня раздался кашель – негромкий, обычный, однако же более пугающего звука человеческому уху встречать никогда не доводилось. Полагаю, я не умер от страха по двум причинам: во-первых, мои органы чувств, и без того охваченные хаосом, позволяли мне воспринимать окружающее лишь постепенно; во-вторых, изданный кашель, казалось, вызвал дополнительную, еще более ужасную перемену во всем – он будто на миг задержал вселенную в неподвижном состоянии, приостановивши ход планет, вызвавши остановку Солнца и подвесивши в воздухе все падающие предметы, которые притягивала к себе Земля. Я без сил повалился с колен назад и, обмякнув, принял сидячее положение на полу. На лбу у меня выступил пот, глаза, остановившиеся и почти невидящие, надолго застыли, не мигая.
В самом темном углу комнаты, у окна в кресле сидел человек, разглядывая меня с легким, но неотступным интересом. Его рука проползла по столику сбоку от него и медленно-медленно зажгла стоящую там керосиновую лампу. За стеклом керосиновой лампы смутно виднелся фитиль, скрученный, в извилинах, словно кишечник. На столике стояла чайная посуда. Человек этот был старик Мэтерс. Он молча наблюдал за мной. Старик не двигался, не говорил и вполне мог бы сойти, как и прежде, за мертвеца, если бы не легкое движение его руки у лампы – он тихонько покручивал большим и указательным пальцами колесико фитиля. Рука была желтая, кости неплотными складками покрывала морщинистая кожа. На костяшке указательного пальца ясно видна была петля усохшей вены.
