Вскоре после переворота в Гватемале посол Джон Пьюрифой выступил перед комитетом конгресса в Вашингтоне. Причину, по которой США столь решительно выступали против патриотически настроенных режимов, он объяснил достаточно емкой фразой: «Кремль распространяет коммунизм по всему миру, а тот, кто считает иначе, просто не знает, о чем говорит».
Во времена «холодной войны» данное убеждение широко распространилось в Вашингтоне. Президенты и другие сановники не сомневались, что за действиями Мосаддыка, Арбенса и Альенде стоит СССР. Это оказалось не так.
Мнения этих трех лидеров о марксизме отличались. Мосаддык его презирал, Арбенс одобрял, а Альенде полностью поддерживал. Однако все они прежде всего были патриотами и любили свою родину. Каждый действовал в основном из желания вернуть контроль над природными ресурсами, а не ради блага мирового коммунизма, как считали американцы. Почему же США так ошиблись в суждениях?
События первой половины двадцатого века сильно повлияли на целые поколения американских лидеров. В России процветал большевизм, затем нацисты попытались захватить мир. Когда нацизм был побежден, СССР начал захватывать страны Восточной Европы. В представлении многих американцев советский коммунизм занял место нацизма – фанатичной идеологии, безжалостно стремящейся к власти над миром. В американском сознании не менее ярко запечатлелась политика попустительства агрессору, которую вели европейские лидеры в тридцатые годы, дабы избежать конфликта с нацистами. Эта политика дала коварному врагу время на подготовку к захватнической войне. Подобная ошибка убедила американцев того поколения, что с врагами нужно вести беспощадную борьбу. Несомненно, так и следовало поступать с нацистами. Возможно, даже с международным коммунизмом. Однако главный промах американцев заключался не в том, что они переоценивали советскую угрозу, а в том, что они видели ее и в желании стран вести политику, отличную от американской.
«От Чили смердит погостом, где разлагается демократия, – телеграфировал посол Эдвард Корри, который еще юным журналистом делал репортажи о советских захватах. – Я чувствовал эту вонь в Чехословакии в 1948-м, и теперь она не стала менее отвратительной».
Американские лидеры верили, что СССР намеревается поглотить Азию и Латинскую Америку, как они уже сделали в Восточной Европе. Это было не так. Измученный войной Советский Союз нуждался в буферных странах, дальние государства его не интересовали. Не обнаружилось ни одного исторического доказательства в поддержку американских убеждений, что СССР намеревался захватить Иран в пятидесятых. Советские лидеры не управляли и даже не обращали внимания на Арбенса в Гватемале. Правительство Северного Вьетнама и Национальный фронт освобождения действовали самостоятельно, а не по указке СССР. Советские и китайские лидеры не подталкивали Альенде к радикализму, а, напротив, неоднократно побуждали его умерить пыл.
Американских лидеров еще можно простить за вторжения в страны, о которых они ничего не знали. Куда сложнее оправдать их нежелание прислушиваться к собственным разведчикам. Главы резидентур ЦРУ в Тегеране, Гватемала-сити, Сайгоне и Сантьяго открытым текстом предостерегали против переворотов. Вашингтон не обратил на это внимания. Чиновники отклонили либо вовсе проигнорировали все доклады разведки, что противоречили их сформировавшимся убеждениям.
Американцы, напрямую связанные с внешней политикой страны, традиционно ориентируются на Европу. Большинство их представлений о мире исходят из знаний европейской истории и дипломатических устоев. Американцы схватывают суть союзов, вражды между крупными державами и завоевательных войн. Однако в Европе никогда не возникало проблем с бедствующими государствами, что вдруг желали восстановить контроль над собственными природными ресурсами. Этот мощнейший феномен, который подтолкнул развивающиеся страны к конфликту со Штатами во времена «холодной войны», был совершенно непонятен большинству американских лидеров. Генри Киссинджер как всегда красноречиво высказался об этом, когда чилийский министр иностранных дел обвинил его в отсутствии каких бы то ни было знаний о Южном полушарии. «Не знаю и знать не хочу, – ответил Киссинджер. – Ничего важного на юге не происходит. Юг не творит историю. Ось истории начинается в Москве, проходит через Бонн, затем Вашингтон и, наконец, завершается в Токио. Что происходит на юге – не имеет никакого значения».
Подобное отношение объясняет, почему могущественные американцы не понимали причины национально-освободительных движений в Иране, Гватемале, Южном Вьетнаме и Чили. За этими акциями они видели лишь руку Москвы, и интервенция казалась им едва ли не самообороной.
В 1954 году президент Эйзенхауэр тайно поручил Джеймсу Дулиттлу, прославленному генералу ВВС, который вышел в отставку и стал руководителем компании «Shell Oil», провести «всесторонний анализ секретных операций Центрального разведывательного управления». В этом отчете Дулиттл заключил следующее: советская угроза настолько велика, что США должны давать беспощадный отпор.
«Теперь ясно, что перед нами непримиримый враг, чья общепризнанная цель – захватить мир любой ценой. В подобной игре нет правил. Никто не будет соблюдать прежние нормы поведения. Чтобы Штаты выжили, мы должны пересмотреть американские понятия о справедливости. Мы должны создать эффективные службы разведки и контрразведки, должны научиться вести подрывную деятельность, саботировать и уничтожать врагов более искусными и действенными методами, чем те, что используют против нас».
Представление Дулиттла о советской угрозе было не более радикальным, чем мнения других чиновников Вашингтона. На то имелась в высшей степени разумная причина. В конце сороковых и начале пятидесятых СССР беззастенчиво навязал промосковские режимы странам Восточной Европы. Одновременно с этим национально-освободительные движения в Азии, Африке и Латинской Америке начали бросать вызов мощи западных корпораций и правительств. Американцы не сомневались, что это все было частью единого плана СССР. Они смотрели на перевороты в развивающихся странах сквозь призму европейского опыта.
Джон Фостер Даллес, Генри Киссинджер и другие, кто помог формировать внешнюю политику США в период «холодной войны», совершенно не интересовались жизнью отдельных стран. Их не волновало, правят там диктаторы, демократы или нечто среднее. Их видение мира заключалось в единственном тезисе: «холодная война» – это противостояние Вашингтона и Москвы. Страны для них существовали не как целостные общества с уникальной историей, культурой и трудностями, но как поле боя во всемирной битве не на жизнь, а на смерть. Все, что имело значение, – насколько то или иное государство поддерживало США и выступало против СССР.
Даллес допустил катастрофическую ошибку, когда решил, что за стремлением к национальной независимости в развивающихся странах стоит Кремль. Однако как раз Даллес мог похвастаться постоянством в борьбе против всякого националистического, левоцентристского или марксистского режима на земле. Никсон и Киссинджер не могли. Одержимо стремясь свергнуть Сальвадора Альенде – а также поддерживая антикоммунистических диктаторов от Парагвая до Бангладеш, – они развивали отношения с Советским Союзом и Китаем. Расчетливый прагматизм, который привел их к политике ослабления международной напряженности, не распространялся на страны, представлявшие куда меньшую угрозу для США. Когда им бросали вызов слабые и беззащитные государства, как Чили, Штаты действовали, ослепленные эмоциями, а не трезво оценивали перспективы, как в случае с Москвой и Пекином.
