«Этот человек так просто не отступится, – вздохнул Буш, когда Пауэлл ответил на его вопросы. – Обстановка только ухудшится. Что ж, приступим к делу».
Пауэлл вернулся в Пентагон к четырем часам. Первый звонок он сделал генералу Турману.
«Президент приказал сообщить, что с нас хватит, – сказал он. – Начинайте „Голубую ложку“».
«Вас понял, сэр».
«День „Д“ – двадцатое декабря, – продолжил Пауэлл. – Время „Ч“ – час ночи».
«Есть, сэр, – ответил Турман. – Приказ понял».
В понедельник и вторник в Пентагоне и на шести военных базах от Калифорнии до Северной Каролины развернулась бурная деятельность. Сформировывались отряды рейнджеров, «Морские котики» готовились к боям, а ВВС мобилизовали двести восемьдесят пять самолетов для транспортировки бойцов и вооружения в Панаму. На последнем предварительном совещании в Пентагоне генерал Джеймс Линдси, глава Командования специальных операций, выразил неожиданные сомнения. Ему не понравилось название операции. Что же будут чувствовать ветераны годы спустя, спросил он товарищей, когда им придется рассказывать о своих подвигах во время «Голубой ложки»? Такое название скорее подходило джазовой песне или далекому приграничному городку.
Годами названия для операций генерировал компьютер в Пентагоне. Он выдал «Голубую ложку» после почти дюжины иных названий для операций в Панаме, включая «Сложный лабиринт», «Танцор Нимрод», «Пурпурный шторм», «Песчаная блоха», «Молитвенник», «Золотой фазан», «Трещина один», «Старший политик» и «Острый камень». На этот раз командующие отвергли предложение машины и постановили, что вторжение в Панаму теперь будет именоваться «Операция „Правое дело“».
Вечером вторника, девятнадцатого декабря, у Норьеги, который потягивал виски с парой других офицеров в комендатуре Колона, зазвонил телефон. Норьега включил громкую связь. Из Панама-сити звонил штабной офицер.
«Мой генерал, все разведданные указывают на начало крупномасштабных боевых действий со стороны гринго сегодня вечером», – доложил он.
Норьега потребовал подробностей. Несмотря на все случившееся, он никогда не верил всерьез, что американцы попытаются свергнуть его силой. Окончив телефонный разговор, он налил себе еще виски и приказал секретарю «сделать несколько звонков, выяснить обстановку». А затем пробудился его безошибочный инстинкт выживания. Норьега вызвал шофера и покинул комендатуру.
Военные силы Панамы насчитывали тринадцать тысяч солдат, однако большинство составляли полицейские, таможенники и тюремные надзиратели. Лишь примерно три с половиной тысячи были обучены и вооружены для боевых действий. Они даже не надеялись выстоять против сокрушительной армии, которая обрушилась на них в предрассветные часы двадцатого декабря.
Более трех тысяч рейнджеров спустились на парашютах на аэропорты, военные базы и прочие цели в Панаме, – произошла крупнейшая выброска десанта со времен Второй мировой войны. В большинстве мест защитники Панамы сдавались или же попросту сбега́ли. Продолжавших сопротивление быстро подавили разрушительным огнем штурмовиков.
Главной целью захватчиков был Генштаб. Вскоре после начала операции к нему уже спешили колонны танков и бронеавтомобилей. За ними по пятам следовала пехота. Американцы прорывались сквозь баррикады и поливали пулями и снарядами шаткие деревянные постройки вокруг, многие из которых тут же загорались. Их обитатели в ужасе выбегали на улицы и тоже попадали под огонь. Родители тянули визжащих детей прочь сквозь клубы дыма. Рейнджеры попали к тлеющим руинам Генштаба лишь к шести утра.
Пока вокруг Генштаба бушевал бой, а другие подразделения захватывали объекты по всей стране, небольшие отряды американских коммандос, которым достались особые поручения, пробирались по улицам Панама-сити. Один отряд обнаружил и уничтожил личный самолет Норьеги. Другой напал на тюрьму и освободил американцев, арестованных за сотрудничество с ЦРУ.
Третий отряд коммандос получил задание найти Гильермо Эндару, который победил на президентских выборах того года, но так и не пришел к власти. Предполагалось доставить его в Зону Панамского канала вместе с двумя остальными кандидатами в президенты и привести их к присяге в качестве нового правительства. Однако американские командиры решили поступить менее рискованно. Девятнадцатого декабря они попросту пригласили всех троих на ужин на авиабазу «Говард». Американский дипломат сообщил прибывшим гостям, что вторжение неизбежно и что Штаты желают передать управление страной в их руки. Все трое были ошеломлены.
«Меня как обухом по голове ударило», – говорил позже Эндара.
Через несколько часов их перевезли на другую базу в Зоне Панамского канала – Форт-Клейтон. Около двух часов ночи, когда столица Панамы уже пылала, они принесли присягу. Форт-Клейтон оставался штабом нового правительства в течение последующих тридцати часов. Лишь одержав победу, американцы позволили новым лидерам страны вернуться на панамскую территорию.
В семь утра президент Буш выступил в Вашингтоне с обращением к народу. Он сообщил, что приказал вторгнуться в Панаму «только после того, как пришел к выводу, что иные варианты исчерпаны, а жизни американских граждан подвергались смертельной опасности». К моменту речи президента американские войска уже закрепились на всех важных объектах. Однако был один неудобный факт, который не позволил президенту заявить о победе: Норьега скрылся.
Несколько отрядов коммандос получили задание его схватить, но никто так и не смог раздобыть своевременную информацию о его местонахождении. Американцы предлагали награду в миллион долларов любому, кто выдаст Норьегу. Несмотря на это, многочисленные подруги и военные товарищи остались ему верны. Американцам не удавалось его обнаружить. Внимание всего мира сосредоточилось на этой партии в «кошки-мышки» с высокими ставками.
Норьега ухитрялся ускользать от преследователей на протяжении нескольких дней, но вскоре он осознал, что не сумеет прятаться бесконечно. Воскресным утром, как раз в канун Рождества, окопавшийся в маленькой квартире на окраине Панама-сити, мрачный Норьега решил позвонить монсеньору Хосе Себастьяну Лабоа, папскому нунцию в столице Панамы. Лабоа славился неприкрытой критикой Норьеги и военных сил, однако считался мудрым дипломатом, который желал, чтобы конфликт окончился без дальнейшего кровопролития. Священник согласился предоставить Норьеге убежище в нунциатуре, как называлось посольство Ватикана.
Вместо себя Лабоа отправил за сверженным диктатором отца Вильянуэву, ярого оппозиционера, который на каждой мессе молился за душу Уго Спадафоры. Вильянуэва прибыл в установленное место, на парковку ресторанчика сети «Dairy Queen», в четырехдверном «Ленд Крузере» с затемненными окнами. Никто не появился. Наконец, из припаркованного неподалеку фургона вышел Норьега в футболке, голубых шортах и с бейсболкой на голове. Когда он скользнул на заднее сиденье «Ленд Крузера», Вильянуэва обернулся и посмотрел на человека, против которого так громко и яростно выступал.
«Ты знаешь, кто я?» – спросил он.
