К середине утра, как он и планировал, полковник Перкинс пробился к центру Багдада. Его люди уничтожили десятки автомобилей, начиненных взрывчаткой, и убили сотни иракских солдат. Уже в стенах дворцового комплекса Перкинс дал небольшое интервью американской прессе, надеясь доказать всем, что он и в самом деле находится в сердце Багдада. Два офицера, оба выпускники университета Джорджии, триумфально подняли флаг баскетбольной команды «Джорджия Бульдогс» и прокричали ее слоган.
Однако ликования вскоре были омрачены. Сперва пришел доклад, что штаб попал под огонь и в результате погибли несколько солдат и два европейских журналиста. Затем Перкинс по очереди получил известия от своих командиров в Кёрли, Ларри и Мо. Каждый отбивал волну за волной и умолял о подкреплении и артиллерийской поддержке.
Раздумывая, должен ли он оставаться на позиции или же стоит отступить, Перкинс услышал радиосообщение самого ненавистного иракца – министра информации ас-Сахафа. «Неверные сотнями идут на самоубийство у ворот Багдада», – заявил ас-Сахаф. Этих слов Перкинсу было достаточно. «Остаемся», – скомандовал он офицерам.
К середине дня, несмотря на по-прежнему интенсивные бои на развязках, шоссе признали достаточно безопасным для транспорта снабжения. Практически весь путь колонна прошла под огнем, потеряв пять грузовиков у Кёрли, где защитники города устроили засаду. Впрочем, к вечеру люди Перкинса уже разгружали драгоценное топливо и боеприпасы. Американцы еще не захватили Багдад, однако они уверенно удерживали позиции и обеспечили себе безопасный маршрут.
Этот «молниеносный бросок» стоил жизни пятерым американским солдатам. Операция была великолепно продумана. Над ней работали лучшие тактики, а в действие ее привели храбрые, отлично организованные бойцы, используя столь сложное оборудование, которое и не снилось их противнику. Как и весь план ведения этой войны, операция служила исключительно военным целям. Ни Перкинс, ни любой другой американский офицер в Ираке – или в Вашингтоне – не задумывался, как США поступят с этой страной после ее завоевания. По словам Дэвида Зукчино, репортера «Los Angeles Times», который находился с солдатами, те считали, что захват Багдада станет их «обратным билетом на родину».
«Как только Багдад падет, война закончится. Их миссия будет выполнена. Разговоров о послевоенном восстановлении экономики и формировании государственности практически не велось. Подразделение не получало распоряжений насчет дальнейших действий после окончания боев, не было никаких приказов о том, что делать с Багдадом, когда он окажется в руках американцев».
Участники «молниеносного броска» были далеко не единственными, кто считал, что Иракская война окончится захватом Багдада и свержением Саддама Хусейна. Спустя едва ли неделю после успешного прорыва главнокомандующий операцией «Иракская свобода» генерал Томми Фрэнкс, ликуя, сошел с борта самолета «C-130» в аэропорту Багдада и вскинул вверх кулак. На первой встрече со старшими офицерами он приказал им начать подготовку к выводу войск. Генерал сообщил, что первые подразделения выдвинутся в течение шестидесяти дней и к сентябрю из ста сорока тысяч американского контингента в стране должно остаться лишь тридцать тысяч.
В конце совещания генерал Фрэнкс сказал офицерам, что у него есть сюрприз. Адъютант включил телевизионный экран, на котором появился президент Буш и поздравил военных. После его речи они, закурив сигары, позировали для фотографий в честь победы. Никто даже не подозревал, что война только начинается.
Историю Иракской войны можно было и, наверное, всегда можно будет охарактеризовать одним вопросом: зачем? Касательно своих мотивов президент Буш и горстка советников, которые развязали эту войну, делали массу противоречивых заявлений, менявшихся на протяжении всего конфликта. У каждого были свои мотивы, явные и тайные. Однако факт остается фактом: спорность этих мотивов делает Иракскую войну уникальной в истории Америки. Это единственный конфликт, в котором американцы сражались, действительно не зная зачем. Вопрос Ирака был главным на повестке дня Белого дома с тех самых пор, как Буш-младший пришел к власти в январе 2001-го. Через десять дней после инаугурации, на собрании Совета национальной безопасности, президент Буш, вице-президент Дик Чейни и другие старшие чиновники заинтересовались крупным снимком с камеры воздушного наблюдения, который продемонстрировал глава ЦРУ Джордж Тенет. На снимке было изображено здание в Ираке, которое, по словам Тенета, могло быть «заводом, где производят химические или биологические материалы для военного применения». Два дня спустя на другом собрании, когда Госсекретарь Колин Пауэлл представлял тактику «адресных санкций», его перебил министр обороны, Дональд Рамсфелд, главный соперник Пауэлла.
«Санкции – это хорошо, – сказал Рамсфелд, – но сейчас мы должны думать о том, как добраться до Саддама. Только представьте, как будет выглядеть эта страна с правительством, поддерживающим интересы США».
Так произошли первые стычки в Иракской войне. Стало ясно, что ключевые члены новой администрации изначально твердо намерены воевать, и с первых дней они искали оправдание своим целям.
«Никто не обсуждал это сложное предложение подробно, – позже вспоминал министр финансов Пол О’Нил. – С самого начала мы собирали доказательства против Саддама, искали способ его уничтожить и сделать из Ирака новое государство. И считали, что если нам удастся задуманное, то это все изменит. Мы сосредоточились на поиске способа достижения цели. Таков был общий тон. Президент говорил: „Хорошо. А теперь найдите способ этого достичь“».
Администрация Буша настолько сосредоточилась на иракском вопросе, что он вытеснил все остальные, даже самые важные задачи внешней политики, стоявшие перед новым правительством. Буквально через несколько дней после инаугурации Буша его главный специалист по борьбе с терроризмом Ричард Кларк написал срочный меморандум советнику по национальной безопасности Кондолизе Райс с просьбой провести инструктаж министров и других чиновников по угрозе со стороны террористической сети «Аль-Каида». Райс назначила инструктаж лишь через три месяца и пригласила скорее второстепенных чиновников, чем представителей Кабинета министров. Кларк заявил, что они обязаны вывести вопрос «Аль-Каиды» на первое место, «так как она и только она представляет непосредственную и серьезную угрозу США».
«Ну, есть и другие, не менее серьезные, – ответил заместитель министра обороны Пол Вольфовиц. – Иракский терроризм, например».
Кларк удивился и сказал Вольфовицу, что ни о каких террористических актах со стороны Ирака по отношению США ничего не известно. Затем он обратился за поддержкой к заместителю главы ЦРУ Джону Маклафлину.
«У нас нет свидетельств угрозы со стороны действующих иракских террористов по отношению к Штатам», – подтвердил Маклафлин.
«Вы переоцениваете бен Ладена, – настаивал Вольфовиц. – Он не мог совершить такой теракт [взрыв заминированного грузовика], как в 1993-м в Нью-Йорке, без государства-спонсора. Если ФБР и ЦРУ не сумели найти связь, это не значит, что они не связаны».
Сие помешательство уходит корнями в восьмидесятые, когда Ирак погряз в жуткой восьмилетней войне с Ираном. Боевики, яростно настроенные против США, захватили власть в Иране, и президент Рейган жаждал сделать все возможное для их поражения. Таким образом он начал всячески поддерживать Саддама Хусейна. Рейган отправил к Хусейну Дональда Рамсфелда, специального посла на Ближнем Востоке, чтобы узнать, какая необходима помощь. Вскоре американские разведслужбы стали предоставлять Хусейну отчеты о передвижениях иранских военных, что помогло ему избежать позорного поражения.
