Никто из приближенных к президенту Бушу не представил план, позволяющий избежать войны с Ираком. Райс освоила искусство говорить президенту то, что он желает услышать. При чиновниках из Пентагона Пауэлл назвал иракский проект безумием, но в беседах с Бушем вел себя куда осторожнее и говорил лишь, что вторжение не будет «столь легким, каким его сейчас планируют». Частное лицо, генерал Брент Скоукрофт, служивший советником по вопросам национальной безопасности при отце Буша, сделал предупреждение. Оно появилось на страницах «Wall Street Journal» под заголовком «Не нападайте на Саддама».
«Доказательств, связывающих Саддама с террористическими организациями, и уж тем более с событиями одиннадцатого сентября, практически нет. Цели Саддама имеют мало общего с задачами террористов, которые нам угрожают, и у Саддама мало причин для сотрудничества с ними. Вряд ли он станет рисковать своими вложениями в создание оружия массового поражения и уж тем более своей страной настолько, что передаст это оружие террористам, которые будут использовать его для своих целей, в то время как все ниточки приведут обратно к Багдаду…
Самое главное: любая кампания против Ирака, неважно с какой целью, затратами и риском, на неопределенный период отвлечет наше внимание от борьбы с терроризмом. Хуже того, мир практически единогласно выступает против нападения на Ирак… Если мы закроем на это глаза, с нами перестанут сотрудничать в рамках сопротивления терроризму. И, вне всякого сомнения, мы просто не сможем победить в этой войне без активной международной помощи, особенно в сфере разведки».
Последующие события подтвердили правоту Скоукрофта. Как он и предсказывал, война против Саддама обернулась бесценным подарком исламским радикалам вроде бен Ладена. Почему же администрация Буша так настойчиво продвигала иракский проект, невзирая на предупреждения, что это подорвет безопасность Штатов?
Буш и его старшие советники могли действительно верить, что Ирак обладает или создает оружие массового поражения. Однако они могли прийти к подобному выводу только в ходе крайне политизированного процесса, в котором, как доложил глава МИ-6, посетив Вашингтон летом 2002-го, «разведданные и факты подгонялись под необходимый политический курс». Вольфовиц позже признал, что администрация решила использовать данный аргумент, «так как это была единственная причина, с которой согласились все». Причин было множество. Каждый, кто поддерживал военную политику, предлагал по две-три собственных. Все вместе они действительно подтолкнули США к войне.
Несмотря на настойчивые заявления Рамсфелда, что Иракская война «не имеет ничего общего с нефтью, абсолютно ничего общего», великие державы часто вторгались на Ближний Восток, когда что-то угрожало их запасам нефти. США поглощают нефть взахлеб, активнее, чем любая другая страна. Президент Буш, выросший среди нефтяных магнатов Хьюстона и сам приложивший руку к нефтепромышленности, свято верил, что американская безопасность зависит от доступа к ближневосточной нефти. Так считал и вице-президент Чейни, который, как и Буш, однажды этой промышленностью занимался. Так как Иран пребывал в руках врага, а правительства других стран Персидского залива выходили из-под контроля, именно богатые запасы нефти Ирака, составляющие десять процентов от мирового запаса, обеспечили бы Штатам стабильный приток нефти.
Американские корпорации намеревались извлечь из этой войны и ее последствий огромную выгоду. Больше всех нажилась компания «Halliburton», во главе которой когда-то стоял Чейни. Компания получила миллиарды долларов по контрактам, заключенным на неконкурентной основе, начиная от перестройки нефтеперерабатывающих заводов Ирака и заканчивая строительством тюрем для военнопленных. Также огромную прибыль получили два других исполина, тесно связанных с республиканской партией – «Bechtel» и «Carlyle Group».
Свою долю выгоды извлекли и американские компании, производящие боевые самолеты, снаряды и прочие орудия, особенно тройка крупнейших: «Boeing», «Lockheed Martin» и «McDonnell-Douglas», которые только за 2002 год получили сорок один миллиард долларов на контрактах с Пентагоном. Эти корпорации вложили приличные суммы в предвыборные кампании Буша, и он предоставил их руководству ключевые посты в Пентагоне и других учреждениях. В сознании этих людей корпоративные интересы неотделимо смешались с государственными.
Чиновники из Пентагона рассматривали Ирак в качестве полигона для испытания теорий, что помогут Штатам выигрывать войны. Самым рьяным был Дональд Рамсфелд. Он презирал так называемую «Доктрину Пауэлла» (в честь генерала Пауэлла). Согласно этой доктрине, США не должны вступать в войну без такого количества войск, которое подавит любого врага и справится с любыми трудностями, что могут возникнуть после победы. Рамсфелд придерживался противоположной теории: американцы могут выигрывать войны с меньшим количеством солдат и бо́льшим – технологий. Поэтому он настаивал, чтобы в Ирак отправился относительно ограниченный контингент. Также он публично отчитал генерала Эрика Шинсеки за слова о том, что для стабилизации Ирака после свержения Саддама понадобится куда больше войск.
В последние годы США получили возможность использовать территорию крупного ближневосточного государства для переброски войск в регион. Четверть столетия эту роль выполнял Иран, но Запад потерял его в ходе Исламской революции 1979-го. Затем США избрали своим местным «доверенным лицом» Саудовскую Аравию, однако к концу двадцатого века многие в Вашингтоне стали беспокоиться о долгосрочной стабильности этой страны. Они решили, что идеальной заменой станет проамериканский Ирак.
Существовало мнение, что вторжение в Ирак поможет защите королевской семьи Саудовской Аравии. Местные, и не только радикалы, особенно бен Ладен, возмущались присутствием американского военного контингента на территории королевства. Американские войска использовали Саудовскую Аравию в качестве военной базы еще со времен войны в Персидском заливе 1991 года. Это приводило многих мусульман в ярость, так как армия неверных оскверняла землю, где был рожден ислам. Вольфовиц осознавал, что американское присутствие стало «источником необычайных сложностей для дружественного правительства», но полагал, что войска невозможно безопасно вывести, пока США не закрепились в другом месте на Ближнем Востоке. Вольфовиц назвал это «почти неприметной, но важнейшей» причиной свергнуть Саддама и установить в Ираке проамериканский режим.
Многие ключевые фигуры в администрации Буша были ярыми сторонниками Израиля, в частности Ариэля Шарона и других бескомпромиссных политиков. Стабильности на Ближнем Востоке, заявляли они, можно достичь, лишь сокрушив врагов Израиля. Хусейна они считали одним из самых опасных врагов, поэтому с готовностью одобрили бы любой план, в результате которого он утрачивал власть.
Буш и его помощники также считали Иракскую войну способом продемонстрировать миру, насколько возросла мощь США. Быстрая и сокрушительная победа в Ираке, рассуждали они, послужит впечатляющим предупреждением любому реальному или потенциальному врагу.
Последний аргумент в пользу войны стал основным после того, как американские наблюдатели обнаружили, что у Хусейна не было оружия массового поражения. Буш называл это «глубоким желанием распространить свободу по всему миру». Несмотря на то – или как раз потому – что о мировой истории, и особенно об исламских и ближневосточных странах, он знал мало, Буш убедил себя в истинности ряда утверждений. Он постоянно заявлял, что западная форма демократии, основанная на свободе воли, выраженной в политических партиях и выборах, идеальна для всех мировых сообществ; что на США лежит задача распространить эту систему; что ее можно ввести в Ираке после американского вторжения. Оттуда, надеялся Буш, она распространится по всему Ближнему Востоку, и регион превратится в мирное и процветающее место.
