Убедить Киру не получилось. Когда началась революция, ей было только семь лет, и она не сохранила никаких воспоминаний об Анастасии, а когда она наконец встретилась с ней в 1952 году, Кира с известной долей снобизма заявила, что претендентку «нельзя назвать дамой из общества». Ее английский, заявила она, «это не тот английский, на котором говорили в семье», и в нем чувствуется сильный акцент – славянский или польский, по мнению Киры. Кира находила «отвратительной» даже саму мысль о том, что они могут быть двоюродными сестрами. {12} Но свекровь Киры настаивала, что так оно и было на самом деле. Свекровью Киры была кронпринцесса Цецилия Прусская, женщина, которая имела свои собственные родственные связи с семейством Романовых: ее мать, великая княжна Анастасия Михайловна, была троюродной сестрой Николая II и золовкой его сестры Ксении Александровны. Цецилия в первый раз встретилась с Анной Андерсон еще в двадцатых годах, и хотя, по ее мнению, в ней можно было уловить какое-то смутное сходство, она по-настоящему не была знакома с Анастасией, и, кроме того, все родственники уверенно утверждали, что претендентка является самозванкой. Однако Цецилия с определенным интересом следила за ходом дела по публикациям в прессе, а в 1952 году она посетила Андерсон в деревне Унтерленгенхардт. После нескольких встреч Цецилия заявила: «Я убеждена, что это младшая дочь русского императора. Теперь, когда она достигла возраста зрелости, мне иногда удается в ее чертах увидеть черты ее матери. Но поведение и сердечное отношение говорят мне гораздо больше, чем все остальное, о сердечной близости и родственных союзах прошлого» {13}.
Позже Кира пыталась утверждать, правда, не особенно успешно, что ее свекровь психически неуравновешенная женщина. Однако попытка приписать все, что говорилось в пользу Андерсон, проявлению какого-то психоза, который, как это пытались внушить критики претендентки, поразил всех ее сторонников, была бессмысленной тратой сил {14}. Ведь люди цеплялись за малейшее совпадение, так Марианна Нилова, вдова капитана императорской яхты «Штандарт», была твердо убеждена, что у претендентки такие же глаза, как у Николая II и что смеется она так же, как и Анастасия, тогда как два бывших офицера из команды ее мужа, Василий Войтинский и барон Георгий Таубе, не находили в ней ничего, что напоминало бы им о великой княжне {15}. И многие были действительно убеждены, что Андерсон – это и есть Анастасия, и их убеждение имело в основе не какие-то субъективные факторы, а скорее всего то, что Андерсон, обладала, по их мнению, особыми знаниями по поводу императорской семьи, а это не поддавалось иному объяснению. Таким был случай с Иваном Араповым, бывшим пациентом госпиталя Анастасии в Царском Селе. Прочитав об иске Андерсон, он предложил американскому юристу Эдварду Фоллоузу спросить, помнит ли претендентка его имя или нет. «Он хромает?» – спросила Андерсон в ответ. Когда Фоллоуз ответил, что спросивший не хромает, претендентка стала настаивать, что единственный Арапов, который был знаком ей, хромал. Когда Арапов услышал это, он объяснил, что он был ранен в ногу, и конечно же, находясь на излечении в госпитале в Царском Селе, он хромал. Позднее Арапов встретился с Андерсон в Берлине и заявил, что она – это подлинная Анастасия {16}.
Многие другие мнения выглядели действительно противоречивыми. Как иначе можно объяснить впечатление, полученное княгиней Верой Константиновной? Дочь великого князя Константина Константиновича от случая к случаю играла с младшими детьми Николая и Александры, и ее встреча с Андерсон, которая состоялась в 1943 году, была полна самыми разными впечатлениями. «Я нашла в ней некоторое сходство, – заявила Вера Константиновна. – Говорят, что у каждого человека есть свой двойник. В моей голове даже мелькала мысль, не согрешил ли в молодые годы кто-нибудь из семейства Романовых или Гессен» {17}. Однако много лет спустя это внешне благоприятное впечатление было забыто, поскольку названная княгиня выступила с рядом противоречивых и допускающих двоякое истолкование заявлений о личности претендентки {18}.
Все было слишком хорошо знакомо – колебания то ли признать, то ли отказаться, уверенность, которая испарилась по прошествии лет, оставив только противоречивые и запутанные утверждения, которые облекали дело Андерсон таинственностью. В 1932 году случился один из самых примечательных эпизодов в этом деле, сгустив завесу таинственности. Принц Сигизмунд, второй сын Ирэны, принцессы Прусской, и двоюродный брат великой княжны Анастасии, встречался с семьей Романовых, когда она приезжала в Германию, а также в России. Последний раз это было осенью 1912 года, когда он вместе со своей матерью гостил у Романовых в их охотничьем доме, расположенном в урочище Спала в Польше. Сигизмунд, который после Первой мировой войны вместе со своей женой принцессой Шарлоттой-Агнес Саксен-Альтенбургской перебрался в Коста-Рику, на первых порах не проявлял особого интереса к делу Андерсон. В 1922 году мать Сигизмунда, принцесса Ирэна, после долгих уговоров встретилась с последней и отказалась признать в ней Анастасию, и у Сигизмунда не было оснований подвергать сомнению решение своей матери. Но после того как история претендентки была вынесена на суд общественности, после слухов о нерешительности родственников и выхода в свет книги Ратлеф-Кальман с содержащимися в ней убедительными на первый взгляд доказательствами Сигизмунд оказался настолько заинтересован всем этим, что подготовил для претендентки список из восемнадцати вопросов «о некоторых событиях которые имели место перед войной», вопросы, которые, по его словам, были настолько малопонятны для непосвященных и настолько обыденны, что ответить на них сможет только настоящая Анастасия, поскольку и сам он, и его свояк принц Фридрих Саксен-Альтенбургский «уверены, что события, о которых идет речь, не упоминались ни в мемуарах, ни в литературе вообще» {19}.
Принц Фридрих встретился с Андерсон во время своего посещения Германии в 1932 году и передал ей список вопросов. И Сигизмунд, и Фридрих отказались раскрыть содержание этих вопросов, вероятнее всего, потому, что опасались, что противники Анастасии могут попытаться обвинить их, что они тем или иным путем заранее передали ей ответы на эти вопросы {20}. Тем не менее ответы на три вопроса все же стали достоянием общественности. Сигизмунд хотел знать, когда он последний раз встречался с Анастасией. Андерсон сказала, что это было в 1912 году. А в каком месте они встречались в последний раз? – спрашивал Сигизмунд. В Спале, в Польше, ответила она. И Сигизмунд спросил, в каких покоях останавливались они во время их визита? В покоях графа Владимира де Фредерикса, министра императорского двора. Как сказал принц Сигизмунд, эти ответы были не просто верными, но «так ответить могла только сама великая княжна. Данное обстоятельство, в дополнение ко всему, что я узнал к этому времени, убедило меня, что фрау Чайковская несомненно является великой княжной Анастасией» {21}.
Вот на основании всего этого и создавалась легенда Андерсон. Действительно, откуда самозванка могла знать столь малозначительные, но весьма убедительные подробности? Кто кроме Анастасии мог дать точный ответ на эти восемнадцать вопросов? В сочетании с атмосферой секретности, в которой хранились вопросы и ответы на них, подобные обстоятельства делали ответы Андерсон весьма убедительными. Тем не менее правда и близко не лежит с теми утверждениями, в которые предлагается поверить публике.
