Из-за петербургской погоды здесь часто бывали туманы. К ним присоединялся дым от нескольких тысяч печных труб, запах от некоторых производств, например от кожевенных фабрик, и всё это едва ли укрепляло здоровье горожан. Качество воздуха власти старались улучшить, переводя производства в малонаселенные места. В 1778 г. «Санктпетербургский вестник» обнародовал новость об открытии британского естествоиспытателя Джозефа Пристли. Тот установил, что растения и животные совместными усилиями поддерживают здоровое равновесие между различными свойствами воздуха, и рекомендовал горожанам сажать разнообразные деревья, кустарники и травы, дабы очищать воздух от «дурных испарений». В других статьях вновь прибывавшим жителям столицы рассказывали, как уберечь здесь свое здоровье
[726].
Угрозу здоровью населения, в частности, представлял мусор, скапливавшийся на улицах и пустырях; он, к тому же, был весьма непригляден. Власти постоянно пытались от него избавиться. Так, в планах по совершенствованию города на домовладельцев возлагалась обязанность очищать улицы возле их участков от «сметений». Инструкция Коммерц-коллегии одному из своих сотрудников говорит о стараниях очистить подведомственную территорию: «В Каменном Гостином Дворе и по галереям, которые на Бирже, часто находятся беспорядочно разбросанные рогожки, бревна и балки; есть запасы сандала, колесных ободов, брусов, и других вещей, которые производят великий беспорядок, и притом носят опасность пожара; так над всем этим иметь тщательное наблюдение, дабы сколько возможно продавцы балок, рогожок и другаго… сокращались, так же как и продавцы кваса и торгующие разными припасами, и те которые делают беспорядок»
[727].
Никакого конкретного учреждения, ответственного за регулярный вывоз мусора, в городе не существовало. Разумеется, как индивидуальные домовладельцы, так и правительственные учреждения не всегда вывозили отбросы и строительный мусор, т. е. устраивали свалки на своих участках. Записка, составленная в 1793 г., говорит о том, что набережная Невы перед Зимним дворцом была завалена мусором и отходами строительства
[728]. Но если даже это место, задуманное как одно из красивейших и самых ухоженных в столице, находилось в таком небрежении, то как же должен был выглядеть остальной город? Ответ дает сын А.Т. Болотова, так удивлявшегося величине Петербурга в 1762 г. Павел Андреевич Болотов, впервые увидевший столицу в 1789 г., как почти всякий турист, не жалел похвал для величественных казённых строений. Но вдруг его тон меняется, и он с досадой пишет: «Здесь дождь каждый день и отбросы на улицах в великом множестве»
[729]. Конечно, центральные районы Петербурга были хорошо задуманы и хорошо построены, они прекрасно выглядели издали, но скверное санитарное состояние умаляло красоту пышных общественных зданий и дворцов знати. А уж на дальних городских окраинах чистота и не ночевала.
Между тем слава Петербурга разошлась широко. Современники, приезжавшие из-за границы, восхваляли его великолепие. Картограф французского короля Дидье Робер де Вогонди запрашивал в письме в Санкт-Петербург полную информацию о «монументах, которыми Екатерина украсила столицу, о каналах для сообщения, которые она выкопала, о законах, которые она установила, об эдиктах, указах и правилах, которые проистекли от мудрости её Императорского Величества ради процветания государства и блага народа» для статьи, которую он писал для энциклопедии
[730]. Многие историки тоже восхваляли преображение столицы, архитектурные чудеса и ансамбли, которыми обогатился город при Екатерине
[731]. Но эти восторги могут натолкнуть на ложные выводы. Действительно, некоторые районы Санкт-Петербурга до 1800 г. были приведены в совершенное великолепие. Но, как показано выше, так дело обстояло далеко не везде, и во многих других местах город был непригляден. Как ни велик был Петербург, а кое-где он оставался сущей деревней и на вид, и с точки зрения экономики, и по образу жизни. Никак нельзя сказать, что Санкт-Петербург достиг совершенного развития во всех отношениях, но он развивался и формировался в настоящий город.
Глава 9
«Оттого что не родное…»: влияние Санкт-Петербурга на Россию
Меньше чем через сто лет после основания Петербурга – в местности, где никогда не видывали ничего похожего на город и где даже сельское население было совсем редким, – он стал одним из десяти крупнейших городов Европы. На всем европейском континенте в 1700 г. только два города, Париж и Лондон, были больше Петербурга, каким он стал в 1800 г. Стремительный рост, который продемонстрировала новая столица России, был беспримерным не только в российской, но и в европейской истории. Сама идея метрополии – сверхгорода, способного подчинить своему влиянию громадную территорию страны, – была не характерна для истории Европы до начала Нового времени. В Древнем мире был Рим, в Византийской империи – Константинополь, но в своё время эти два города представляли собой уникальные центры тогдашней ойкумены, непостижимым образом покорявшие своей воле целые империи. Разумеется, ни один из этих городов не построился в один день (как и те, что впоследствии пришли им на смену в качестве крупнейших в Европе) и не обрел влияния на окружающие территории за одну ночь. Европейский мир оставался преимущественно сельским, урбанизация коснулась его не настолько, чтобы города заняли доминирующее положение. Здесь места концентрации населения и власти, такие как Лондон или Париж, Венеция или Вена, Неаполь или Генуя, развивались в течение долгого времени, то прибывая, то убывая в размерах, причём росли скачкообразно. Как и великие столицы древности, эти города можно считать отклонением от обычной картины человеческого поселения – это были городские острова в сельском море, где даже десятитысячный поселок являлся крупным центром.
Но метрополия, древняя или новая, благодаря той мощи, которую придавала ей концентрация населения, богатства, а зачастую и политической власти, могла изменить соотношение сил между городом и деревней и занять доминирующее положение. Растущее преобладание города над некоторой территорией, питавшей его своими жизненными силами и, в свою очередь, питавшейся его энергией, в XVII–XVIII вв. было связано с грандиозными переменами в европейской экономике, обществе и особенно в политическом устройстве.
