Н.И. Чичерин
С самого начала своего царствования Екатерина была крайне озабочена безопасностью улиц столицы, особенно по ночам, и возложила ответственность за неё на полицию
[290]. В то время почти всё ночное патрулирование осуществлялось силами гражданских лиц, выставлявшихся домовладельцами. Часто это были дворовые люди, обязанные, судя по всему, не столько предупреждать правонарушения, сколько извещать полицию о происшествиях. Эта система, наверное, неплохо действовала в тех частях города, где жизнь кварталов была уже налажена, а у домовладельцев в распоряжении имелось достаточно людей, чтобы выставлять сторожей и караульных. Но в основном, особенно в окраинных районах, дела шли не столь успешно. Ещё до конца 1760-х гг. полиция начала привлекать гарнизонных солдат к несению караула, особенно в те периоды, когда рост количества краж, убийств и уличных нападений требовал усиленных мер безопасности
[291].
Несмотря на то что в еженедельных докладах полиции императрице иногда отмечались даже нападения на полицейских
[292], данные источников показывают, что для большого города уровень преступности был не слишком высок. Например, ежегодное количество убийств, о которых сообщали в полицию, колебалось в пределах 7–8 случаев на 100 тысяч населения. С другой стороны, от 2400 до 4000 человек из 100 тысяч за год становились жертвами ограбления
[293]. Хотя большой контраст между богатством и бедностью, а также социальный порядок, при котором одной группе отдается явное предпочтение, способны стимулировать преступность, всё же нет серьезных оснований полагать, что эти факторы существенно проявляли себя в Санкт-Петербурге. Тем не менее при Екатерине жители впервые начали запирать двери домов и ворота, ведущие с улиц во дворы. Всё больше хозяев заводили во дворе сторожевых собак, а некоторые богачи держали собственную охрану помимо тех караульных, кого и так были обязаны выделять по разнарядке полиции
[294]. Сам императорский двор был взбудоражен воровством и грабежами прямо в Зимнем дворце: шайки расхитителей обнаружились среди рабочих, подновлявших его помещения
[295]. В газетах напечатали объявления, в которых предлагалась награда за сведения об этих кражах и прощение тем, кто сам вернёт украденное из дворца имущество
[296].
Несомненно, то обстоятельство, что рост преступности стал ощутимым для общества, можно связывать с увеличением населения. Хотя уровень преступности в Петербурге на протяжении XVIII в. явно оставался ниже, чем в других европейских городах такой же величины, Екатерина всё-таки при случае старалась смягчить сообщения западноевропейских газет о преступлениях против иностранцев в российской столице
[297]. Если верить переданному кем-то разговору между Н.И. Паниным и И.Г. Чернышёвым, те явно считали, что в Петербурге безопаснее, чем в других европейских городах, так как заборы и дверные задвижки здесь деревянные, в то время как в Европе частные городские дома напоминают крепости с железными воротами, замками и решетками
[298].
Вдобавок к борьбе с преступностью на екатерининскую полицию возлагался надзор за соблюдением благопристойности на улицах, а также содержание столицы – местопребывания высшей власти – в надлежащем состоянии. Появление на улицах в пьяном виде запрещалось, и в большие праздники пьяных горожан дюжинами тащили в полицейский участок как за нарушение порядка и приличий, так, нередко, и ради собственной их защиты от непогоды
[299]. Извозчиков, чьи оглушительный свист, ругань и устрашающая манера езды постоянно вызывали недовольство горожан, наконец обязали получать разрешение на свой промысел – власти хотели поставить под контроль как их число, так и поведение
[300]. В течение 1780-х гг. полиция взяла под надзор трактиры, где упорно шла азартная игра, постоянно вспыхивали драки, открыто цвела проституция; против всего этого были приняты суровые законы, хотя и с сомнительным успехом. Под строгим присмотром оказались также общественные бани, славившиеся ранее как гнезда разврата
[301].
Большое внимание историков привлекает такое характерное для западноевропейских городов XVIII в. явление, как городские бунты. Однако Петербург подобные выступления, кажется, совсем не тревожили, возможно – благодаря тому, что всё екатерининское царствование власти последовательно стремились не допускать в город тех, кто не имел законного права там находиться. В частности, крестьяне могли законно проживать и работать в городе, только если у них имелись паспорта от хозяина или от сельского старосты с разрешением отправиться в Петербург. Иначе, если их ловила полиция, они рисковали попасть на каторгу
[302]. Что касается нищих, то в первые годы при Екатерине полиция обычно арестовывала и выдворяла их из города, а позднее их стали насильственно отправлять на стройки и на другие тяжелые работы
[303]. Так или иначе, уличные бунты, наверное, были для Петербурга событиями невероятными, потому что длительные поиски в источниках дают всего лишь несколько разрозненных случаев беспорядков или волнений с участием уличной толпы
[304].
