Ко второму уровню предлагалось отнести профессии, обладатели которой получали хорошую выучку: часовых дел мастера – изготовители комнатных и наручных часов, инструментальщики, оружейники, сварщики, золотых и серебряных дел мастера, не работающие с драгоценными камнями, медники, производители фарфора, гончары, шляпники, галунщики, столяры, резчики по дереву, изготовители деревянных и каменных фигур, конфет, дантисты и прочие медики, за исключением практикующих врачей, оформители интерьеров, гравёры, не вошедшие в предыдущую группу, мастера золотного шитья. Эти профессионалы приравнивались по положению к купечеству 3-й гильдии.
Третья категория профессий, для которых, как считали авторы Мнения, специальной науки не требовалось, включала в себя книжных переплетчиков, кузнецов, сапожников, шорников, цирюльников, пекарей и проч.
[627]. Их правовой статус должен был соответствовать положению посадских людей.
Эта идея классификации ремесленников, явно нацеленная на то, чтобы поставить большинство их, как русских, так и иностранцев, на самый низкий уровень, наверно, исходила от купечества, опасавшегося, как бы его права и привилегии не достались слишком широкому кругу людей. Впрочем, в ней вполне мог учитываться уровень доходов большинства ремесленников, которых и поместили в общие категории с людьми, получавшими такие же доходы в других профессиях. Кроме того, Мнение подразумевало, что представительство ремесленников в Городской думе, где они численно преобладали согласно Жалованной грамоте 1785 г., должно резко сократиться. Для образования цеха 1-й гильдии нужно было 15 мастеров, 2-й гильдии – 30 мастеров, а 3-й – 50. Правда, различие между иностранными и русскими мастерами не проводилось, и все они должны были состоять в общих гильдиях. Тем не менее только в наиболее распространённых профессиях набралось бы достаточно мастеров для создания цехов, но если их не хватало, то близкородственные профессии могли объединяться в общий цех.
Крепостные (господские люди), согласно Мнению, могли бы тоже вступать в ремесленные цехи, но их возможности передвижения ограничивались паспортным режимом. Им нельзя было становиться мастерами, иметь под своим началом подмастерьев и вообще никаких учеников, кроме крепостных их собственного хозяина. Иностранных мастеров также предполагалось подвергнуть определённым ограничениям. Ни один человек, не приписанный к соответствующему цеху, не мог заниматься данной профессией или называться городским ремесленником. Всем ремесленникам во Мнении предписывалось приносить присягу на верность цеховой системе. Дальнейший контроль над ними налагался запретом на договорное установление цен и на внедрение любых новых машин или инструментов, предназначенных облегчить работу ремесленников или существенно её улучшить, без предварительного разрешения от ремесленного совета и выборного руководства ремесленных цехов.
Это руководство должно было состоять из двух-трех выборных старшин от каждой профессии – эквивалент судей словесных судов для купечества. Цеховым старшинам надлежало выбирать членов Ремесленной управы и председателя, а также главу, являющегося членом Шестигласной думы. Этот голова находился бы с ремесленниками в тех же отношениях, что бургомистр с купцами. Члены и председатель совета были бы сопоставимы с купеческими старшинами. На старшин возлагалось общее руководство деятельностью цеха, а на Управу – контроль над отдельными профессиями
[628].
Нет никаких данных о том, что Мнение когда-либо принималось всерьёз высшими властями или тем более проводилось в жизнь. Но если купечество так остро ощутило необходимость принизить статус ремесленников, что выступило с этим Мнением, значит, екатерининский Ремесленный устав явно обеспечил мастеровым более высокое место, чем раньше. Купцы согласны были предоставить такой статус только тем из них, кого мы в наши дни назвали бы лицами лицензионных профессий, но настаивали на проведении границы, которая отделяла бы этих специалистов с их привилегиями и статусом от большинства ремесленников, чьё положение было ниже. Видимо, в отношениях между купечеством и ремесленниками существовала известная напряженность.
Социальная напряженность проявлялась и внутри мастерового сословия, особенно в отношениях между русскими и иностранцами. Последние преобладали в тех специальностях, которые требовали наиболее квалифицированного труда. Например, добрая половина владельцев ткацких станков была иноземного происхождения, причём самыми многочисленными из них были французы
[629]. Иностранцы, в силу своего более высокого мастерства и культуры, по-прежнему чувствовали свое превосходство над русскими ремесленниками. Это прозвучало в 1766 г. в их просьбе о пожаловании привилегий в дополнение к тем льготам, что достались русским мастеровым. Ремесленный устав 1785 г., казалось бы, призывал всех мастеров одной профессии, независимо от национальности, сплотиться в единый цех. Как значилось в статье 64: «Буде кто ремесленный иногородный или чужестранный пожелает в городе записаться в Управу, то он должен представить или письменное свидетельство от Управы иного города, или же работу своего ремесла для свидетельства, как о том 60 пункт гласит». Тем не менее иностранцы сохраняли собственный ремесленный совет, или Управу, параллельно с тем, который руководил русскими мастеровыми.
Несомненно, неспособность русских и иностранцев взаимодействовать в корпоративной организации проистекала как от культурных, так и от экономических различий. Ни одна из сторон не желала уступать другой руководство делами всего ремесленного сословия, а потому полного слияния двух корпораций не произошло, так что две группы ремесленников продолжали функционировать бок о бок в одном городе.
Рабочая сила
Установить надёжные цифры, которые отражали бы состав рабочей силы, занятой в промышленном производстве того времени, пока ещё только предстоит исследователям, но уже сейчас можно выделить шесть групп работников в её составе. К ним относятся: 1) государственные крестьяне, приписанные к различным предприятиям, в основном казённым; 2) рекруты, направленные в город для различных работ в строительных батальонах и на казённых заводах; 3) крепостные и другие крестьяне, работавшие в городе на оброке
[630]; 4) иностранцы, в большинстве своем – квалифицированные работники, но некоторые и без профессиональных навыков; 5) выходцы из маленьких городов, приписанные к ним, а на самом деле большую часть года жившие и работавшие в Петербурге; 6) беглые беспаспортные крестьяне, которые не могли найти легальную работу и которых тем не менее часто нанимали. Первые две группы работали подневольно, как и оброчные крестьяне, которых посылали в Петербург по договору. Остальные работали по найму.
