Вторым способом выразить недовольство был официальный протест. С начала 1770-х гг. рабочие стали добиваться изменения условий труда, протестуя официально. Например, в 1771 г. из канатной мастерской англичанина Роберта Крампа на Васильевском острове в Мануфактур-коллегию доставили прядильщика по фамилии Шибков, обвинённого в том, что сам он работал плохо и других подстрекал к тому же. Десять его товарищей отложили свои инструменты и отправились вместе с ним, причём не только затем, чтобы защищать Шибкова, но и чтобы выразить возмущение низким качеством сырья, которое им предоставляли: из-за этого падала производительность труда, а значит, и заработки
[654]. Неизвестно, какое решение было принято по этому делу, но в большинстве других случаев рабочих признавали неправыми и возвращали к хозяевам для наказания.
Однако наиболее основательно документированное дело о коллективном выступлении в екатерининском Петербурге кончилось иначе. В 1787 г., в последнюю неделю июля, покинули работу многочисленные государственные крестьяне, трудившиеся у субподрядчика Долгова на строительстве гранитных набережных Екатерининского канала. Официальные власти, заинтересованные в завершении работ до прихода зимы, пытались посредничать в этом споре, но рабочие отказались вернуться к работе и настаивали на судебном разбирательстве своих жалоб. Несмотря на увещевания со стороны различных официальных лиц, рабочие продолжили забастовку в первую неделю августа.
Эти события разворачивались в то время, когда Екатерина возвращалась из своей продолжительной поездки по югу России. Она приехала 7 августа, и рабочие решили представить дело прямо на рассмотрение государыни. Четыреста их представителей – десятая часть всех бастующих – вышли на Дворцовую площадь напротив Зимнего дворца. Они не соглашались разговаривать ни с кем из чиновников и требовали приёма у самой императрицы. Демонстранты соблюдали порядок и держались почтительно, а всякий раз, как в окнах дворца показывалась какая-нибудь женщина, толпа рабочих, думая, что это Екатерина, разражалась приветственными криками. Но императрица отказалась выслушать жалобщиков и в конце концов велела страже разогнать их. Войска силой быстро рассеяли толпу, арестовав при этом 17 человек.
Перед властями встали две проблемы: как достроить набережную канала и что делать с арестованными рабочими. Суд Нижней расправы сначала приговорил тридцать человек к битью кнутом, а пятерых зачинщиков к каторге с урезанием ноздрей. Верхняя расправа, согласовав дело с городским магистратом, смягчила приговор после апелляции – к битью кнутом присудили шестнадцать человек, а пятеро главарей попали на месяц в каторжные работы. Уголовная палата провинциального суда утвердила приговор, но тут вмешалась Екатерина и отправила дело в совестный суд, где третейскими судьями, избранными представлять рабочих, оказались губернский прокурор и ходатай по финансовым вопросам. Здесь рабочих признали виновными лишь в «дерзости и упрямстве»
[655]. Всё время, пока рассматривалось дело, остальные работники упорно отказывались внять настояниям начальника полиции или кого-либо другого и возобновить работу. Противостояние тянулось весь август и сентябрь и никак не могло разрешиться. Наконец 1 октября, осознав, что с каждым упущенным днем растет вероятность того, что строительство придётся заканчивать уже в следующем сезоне, власти решили удовлетворить требования рабочих (которые так и не были подробно изложены на бумаге) и сняли обвинения с арестованных
[656]. В этом случае, который по всем статьям был крупнейшим из такого рода протестных выступлений в Петербурге в XVIII в., рабочие одержали полную победу: правительство исполнило их требования и пообещало улучшить условия труда.
Рассматривавшиеся в уголовном суде дела с участием работников по принуждению показывают, как тяжела зачастую была их жизнь. Они начинали работать ещё детьми, лет с девяти, а то и раньше. Скверное обращение хозяев заставляло многих раз за разом пускаться в бега. Нередко они были вынуждены красть, так как им было не прожить на скудное жалованье. Многие так и не заканчивали ученичества и, оставшись без ремесла, добывали себе пропитание преступным путем
[657].
Зато наёмные работники могли получить более выгодные условия работы. Они часто собирались в группы и искали работу коллективно, составляя артели, насчитывавшие до 60 человек. В классической форме артели её члены выбирали себе бригадиров. Группы рабочих, собранные подрядчиками, напоминали артели, но, строго говоря, ими не были. Артели принимали на себя коллективную ответственность за поступки отдельных своих членов. Чтобы вступить в артель, кандидаты платили небольшую сумму денег
[658].
Кроме артелей подрядчики часто набирали на казённые стройки и крестьян в индивидуальном порядке. Подрядчики узнавали об открывающихся подрядах из объявлений в «Санктпетербургских ведомостях». Условия подряда обычно гласили, что организация, заказывающая работу, готова предоставить всё, кроме рабочей силы. Бывало, что подрядчики брали на себя поставку инструментов, но лишь очень редко предоставляли также и материалы
[659]. Берега каналов и рек оделись в гранит – это было выдающееся достижение эпохи Екатерины – усилиями наёмных крестьян. Адмиралтейство тоже расширяло подрядное строительство морских судов. Обширные работы по ремонту дома, в котором должен был жить прусский принц Генрих в начале 1770-х гг., были выполнены в основном крестьянскими подрядами. Отдельные контракты колебались в цене от 25 руб. до сумм свыше 1700 руб. Среди тех, кто брал подряды на проведение работ, были семеро помещичьих крестьян из Ярославской губернии и один из-под Костромы, один монастырский крестьянин из Ярославской губернии, двое ремесленников – выходцы из Германии, торговец скобяными изделиями из Холмогор, двое подмастерьев и многие другие, о ком нет подробной информации
[660].
