Очень часто, упоминая о наводнениях, указывают на их явную связь с изменением климата. После страшного наводнения, происшедшего в Праге и Дрездене в 2002 году, премьер-министр Великобритании Тони Блэр, французский президент Жак Ширак и канцлер Германии Герхард Шредер привели это наводнение как пример, показывающий, почему нам необходимо подписать Киотский протокол. По словам Шредера, это наводнение показало нам, что «изменение климата больше не является прогнозом скептиков, но горькой реальностью. Эта сложная задача требует от нас решительных действий», под которыми он понимал требование ко «всем государствам подписать Киотский протокол».
Естественно, что глобальное потепление, в конце концов, увеличит количество осадков, особенно проливных дождей. Модели также показывают, что за счет этого усилятся наводнения. Также имеется свидетельство того, что дожди уже усилились, хотя IPCC все еще не удалось связать это с глобальным потеплением. Так что у Шредера могло быть основание для подобных высказываний.
Но в аргументах Шредера есть две неувязки. Во-первых, постоянно усиливающиеся дожди не следует, по-видимому, напрямую связывать с более сильными наводнениями, вызываемыми подъемом уровня воды в реках. Это подтверждается, если рассматривать около 200 рек, из которых в 27 уровень воды действительно повышается, но в большем числе рек (31) он снижается, а у подавляющего большинства рек не меняется. Это также верно в отношении меньшего количества рек по всему миру, наблюдения за которыми ведутся с давних пор. Почему же это так?
Исследования рек США показали, что увеличение осадков приводит к увеличению расхода потоков, но если посмотреть, когда это происходит, то окажется, что в основном это происходит осенью, когда расход потоков низкий, и достаточно редко — весной. Аналогично, изучение двух главных рек Европы, Одера и Эльбы (которые затопили Прагу и Дрезден в 2002 году), показало, что за последние столетия уровень летних наводнений не изменился, а уровень зимних фактически уменьшился.
Это соответствует историческому свидетельству, которое сообщает о значительно более высокой вероятности наводнений в эпоху Малого ледникового периода. При выпадении большого количества снега и позднем его таянии ледяные заторы блокировали полноводные реки, увеличивая уровень воды и приводя к наводнениям. Такая схема была главной причиной наводнений в нижнем течении Рейна в Малый ледниковый период, когда почти все прорывы плотин в Нидерландах случились вследствие ледяных заторов. В XX веке в результате потепления эти наводнения резко прекратились. Аналогично, анализ реки Верра в Германии показывает, что больше всего наводнений было в 1700-е годы. В Чехии за последнее столетие количество наводнений, вызываемых рекой Влтавой, сократилось.
Похоже, что мы помним только некоторые наводнения, думая, что наш век особенный. И в каком-то смысле это так, но, пожалуй, не в том, который мы имеем в виду. В целом число пострадавших из-за наводнений в Европе снижается, причем самые большие человеческие потери людей пришлись на времена, предшествовавшие XIX веку. Показатель общего числа погибших в XX веке был очень низким, а в 1990-х годах он еще уменьшился. Наводнения были широко распространенным явлением в нашей истории. И например, все, кроме 2 из 56 самых больших наводнений во Флоренции произошли за период с 1177 по 1844 год.
Текущий отрезок времени отличается от предыдущих тем, что финансовые потери из-за наводнений за последние десятилетия стремительно выросли, составив примерно 25% от всех экономических убытков, понесенных вследствие природных катаклизмов за последние 25 лет. Однако так же, как и в истории с ураганами, эта тенденция порождается, вероятно, факторами иными, чем климатические изменения. Но это вторая проблема, связанная с точкой зрения канцлера Шредера.
Каким бы ни был климат в будущем, последствия от наводнений могут становиться все хуже. Бюро технологических оценок при Конгрессе США подчеркнуло, что «уязвимость перед убытками вследствие наводнений будет, по-видимому, продолжать расти». В основном это происходит из-за роста населения на «рисковых» территориях, подвергающего опасности все большее количество людей и их собственность, в то время как заболоченные участки, сдерживающие наводнения, продолжают уничтожаться.
А это немало, учитывая широкое применение дамб и насыпей. В Соединенных Штатах около 40 тысяч километров насыпей — достаточно, чтобы опоясать земной шар по экватору. Проблема состоит в том, что при наличии таких защитных сооружений люди менее предусмотрительны («мы в безопасности за этими сооружениями») и более склонны к строительству дорогой собственности за их чертой. Это было бы замечательно, если бы риск наводнения был сведен к нулю, но, как замечает Национальная академия наук, «глупо и недальновидно считать даже самую надежную систему защиты безотказной». Таким образом, когда система зашиты неминуемо откажет, потери, по-видимому, будут значительно выше.
Более того, сами защитные сооружения усиливают наводнения. Представьте себе реку шириной в 900 метров. Теперь представьте, что с помощью насыпей ее сужают до 450 метров. Чтобы река сохранила свой водоток, ей надо поднять уровень и в месте сужении, и выше по течению. Таким же образом уровень воды за плотиной вниз по течению повышается, снижая способность поймы удерживать воду. На месте, которое всегда затапливалось, плотина, защищающая землю, также не считается с временной передышкой, которую берет река, существенно усиливая и ускоряя потоки воды, стремящиеся дальше. Таким образом, новая плотина означает повышение уровня воды вверх и вниз по течению, что приводит к увеличению высоты плотин в других местах. Все вместе это напоминает неудачную игру в чехарду.
Систематически наблюдались и документально фиксировались усиливающиеся разливы реки Миссури в нижнем ее течении. Потоки воды, которые в начале XX века полностью умещались в русле Миссури, теперь приводят к наводнениям, и самый высокий уровень воды сегодня на 3,5 метра выше, чем он был в 1930-х годах.
Что касается ураганов, мы имеем ситуацию, где большая часть возрастающего ущерба является следствием деятельности человека (общественный фактор), а не климатического фактора. В 1929 году в США средний ежегодный ущерб от наводнений составлял около 0.5 миллиарда долларов. Сегодня этот ущерб приближается к 5 миллиардам долларов — в 10 раз больше. Но конечно, в наше время вблизи поймы реки живет намного больше богатых людей.
Один из способов исправить ситуацию — посмотреть, какой части национального богатства наводнения наносят ежегодный ущерб. Это меняет картину. В 1929 году ущерб, нанесенный материальным ценностям, составлял 200 долларов с каждого миллиона, в то время как сегодня теряется 70 долларов с каждого миллиона. Все больше материальных ценностей страдает от ущерба в результате наводнений, но так как общество стало ощутимо богаче, этот ущерб все меньше и меньше влияет на его благосостояние.
В целом наводнения становятся менее разрушительными.
Это не означает, что мы должны перестать с ними бороться. Но как сделать это наилучшим образом?
Единственный крупномасштабный сравнительный анализ влияния социальных и климатических факторов на наводнения был проведен британской правительственной группой специалистов, занимающихся прогнозированием. Они показывают, что, выполняя условия Киотского соглашения, мы могли бы достичь сокращения ущерба от разлива рек и затопления прибрежных зон до 3%. С другой стороны, если мы займемся только конкретными вопросами наводнений, у нас появится много возможностей стабилизировать рост ущерба и, может быть, уменьшить его. Мы можем лучше информировать людей о риске наводнений, и они перестанут быть излишне самонадеянными при вложении капитала, и будут действовать более осмотрительно. Это также означает прекращение общественных субсидий на заселение поймы рек — например, вокруг Сент-Луиса. Можно было бы ввести более строгое планирование, как в Денвере, Боулдер-Сити, Остине, Финиксе и Шарлотте, где ограниченная застройка и контролируемое развитие инфраструктуры уменьшают разливы рек.
