Интересно, что взрыв произошел во время визита в собор словацкого премьера Йозефа Тисо, причем немцы инсценировали покушение партизан на него. По словам очевидцев, у одного из «ликвидированных диверсантов», одетого в солдатскую гимнастерку, была обнаружена ложка в сапоге. Судя по всему, в их роли выступили военнопленные из устроенного на территории лавры концлагеря.
Как полагают многие церковные историки, митрополит Сергий заплатил жизнью за свою независимость. Он начал утрачивать доверие оккупационных властей после избрания в Москве патриархом Сергия (Страгородского). Хотя он и высказался о новой церковной политике в СССР как о «новом рекламном трюке советского правительства, предназначенном для западных союзников», тем не менее отказался осудить патриаршие выборы и выступить с публичным заявлением о недействительности избрания патриарха. Больше того, дал распоряжение поминать на богослужениях всех православных патриархов, независимо от запрещения немцев поминать новоизбранного. Вплоть до своей гибели он продолжал признавать каноническое подчинение Москве.
«Митрополит Сергий… был убит немцами, которые подозревали в нем предателя и агента Москвы, — говорится в заключении 2-го управления НКГБ СССР о результатах проверки материалов по делу об убийстве митрополита Сергия (Воскресенского), составленном 10 августа 1944 года в Вильнюсе. — Убийством преследовались две цели: с одной стороны, освободиться от митрополита Сергия как не внушающего доверия, а с другой — использовать факт убийства для очередной провокации и клеветы на советскую власть».
Что касается обоснованности подозрений немцев, то можно упомянуть и то, что генерал Судоплатов впоследствии вспоминал, как митрополит «содействовал внедрению двух молодых офицеров НКВД в круг церковников, сотрудничавших с немцами на оккупированной территории». Эти сведения, правда, ничем не подтверждены, в отличие от постоянных связей митрополита с полицией безопасности и СД.
Совсем недавно были обнародованы документы, обнаруженные смершевцами в ноябре 1944 года в Троице-Сергиевском монастыре в Риге — архиве канцелярии экзарха. Его не успели сжечь, хотя должны были. Эти документы не были приобщены к уголовному делу на сотрудников Псковской миссии, хранились в органах НКВД — НКГБ и до 2016 года оставались никому не известными. Между тем из них прямо следует, что митрополит и миссионеры-священники сотрудничали с оккупационными властями, ряд из них на постоянной основе сообщали в СД сведения о партизанах. В архиве канцелярии экзарха сохранилось донесение в СД о неудавшейся попытке советской разведки (некоего майора Кудрявцева) установить связь с Сергием. Было там и частное письмо, где Сергий описывал свою теплую встречу с генералом Власовым: «Он нижегородский семинарист, а потому много нашлось общего в чисто церковном мире». Митрополит Сергий и генерал Власов, как писал корреспондент одного из эсэсовских изданий датчанин Томсен, могли бы стать «двуглавым вождем русского освободительного движения».
«Я полагаю, что причиной убийства послужило то, что немцы перестали доверять митрополиту Сергию… Должен сказать, что СД начиная с конца 1943 года перестало давать пропуск на проезд митрополиту Сергию на территорию РСФСР, оккупированную немцами», — рассказывал на допросе в НКВД арестованный после прихода Красной армии начальник Псковской миссии протопресвитер Кирилл Зайц.
Чудотворная Тихвинская икона Божией Матери — одна из самых известных православных святынь, по преданию, написанная евангелистом Лукой. В конце XIV века икона исчезла из храма в Константинополе и тогда же явилась на Руси в маленьком городе Тихвине. Там для нее возвели храм. Немцы вошли в Тихвин в ноябре 1941 года, но уже через месяц отступили, прихватив с собой чудотворную икону. В газете «За родину» от 5 марта 1943 года напечатана фотография, запечатлевшая момент передачи Тихвинской иконы начальнику Псковской православной духовной миссии протоиерею Кириллу Зайцу. В феврале 1944 года в связи с наступлением Красной армии ее вывезли из Пскова в Ригу, по просьбе митрополита Сергия икону поместили в кафедральный собор, где она и пребывала до августа. Оттуда епископ Иоанн (Гарклавс) увез ее с собой в эмиграцию, вначале в американскую зону оккупированной Германии, потом в Америку. Только спустя шесть десятков лет странствий, в июле 2004 года, икона была возвращена в родной Успенский собор в Тихвине.
Справедливости ради надо сказать, что не только у немцев, но и у советской разведки были свои счеты к Сергию. В секретной переписке созданного в сентябре 1943 года Совета по делам Русской православной церкви он именуется «отлученным от церкви изменником родины». Москве наверняка были известны слова Сергия: «Сталин не Савл и Павлом не станет».
Так что существует вероятность того, что убийство митрополита было совершено советскими партизанами. В ее пользу — свидетельство рижского священника Николая Трубецкого, отсидевшего в лагере 10 лет за причастность к деятельности Псковской миссии. Отец Николай утверждал, что встретил в заключении бывшего партизана, который сообщил ему о своем участии в убийстве экзарха, совершенном по приказу советской разведки.
Ни одно из приведенных свидетельств не подтверждается архивными документами. А в материалах дела, как я уже говорил, об этом ничего нет.
Глава 17
Новый человек из нее не получился
Перед Еккельном был пример самого Гиммлера, чья любовница Хедвига Хесхен Поттхас — юная сотрудница секретариата рейхсфюрера — подарила ему двух дочерей (в 1942 и 1944 годах). Партийное руководство не только посмотрело на это сквозь пальцы, но и выделило рейхсфюреру СС 80 тысяч марок, на которые Гиммлер построил для Хедвиги с детьми домик у озера Кенигсзее. Соответствующее распоряжение подписал рейхсляйтер Борман, чьи семейные и внесемейные обстоятельства уже известны читателю.
Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. «Простым» генералам формально следовало соблюдать правила семейной жизни. К тому же в СС существовал кодекс чести, соответствие которому отражалось в служебных характеристиках.
Письма
Домик на берегу (не озера, а Рижского залива) был у семьи Еккельна. По настоянию Аннемари в 1943 году семья покинула квартиру в Брауншвейге и временно переехала в Ригу, в городскую квартиру на Стокгольмской улице, 5/37, и одновременно располагала летним домом с видом на Рижский залив. Сын Рейнхард посещал школу в Риге и занимался с инструктором верховой ездой. Тот самый Рейнхард, который отказался встречаться со сводной сестрой. В 1980-е годы по предсмертной просьбе матери он высек на ее надгробном камне имя отца — Фридриха Еккельна.
В семье утвердился следующий распорядок: утром шеф СС и полиции уходил на работу и вечером возвращался домой, если не случалось служебных поездок. Он любил заботиться о своих близких. И не забывал о дальних. Со слов Ренаты, Еккельн послал ее матери около 80 писем.
В фильме мы видим конверты с ними, проштемпелеванные орлом со свастикой, на фоне фотографий моложавого генерала в красивой форме с Железным крестом. Письма сплошь политически выдержанные. Рената на экране читает: «Исполняю свои обязанности с таким рвением, что ни на минуту не впадаю в уныние. Стоящие перед нами задачи столь огромны, что наши личные судьбы совершенно не важны в сравнении с ними». Личные нотки проскальзывают редко: «Часто о вас думаю. Судя по фото, замечательный ребенок». Вообще-то после рождения Ренаты Еккельн только однажды навестил ее и больше никогда не появлялся.
