– Это так. Собрал вещички и съехал к маме. Как девочка, – чуть брезгливо ответил Андрей. – Не вынес всеобъемлющей и всепоглощающей любви.
– Бывает, – пожала плечами Лена. – Может, пройдет немного времени, ты выдохнешь, подумаешь и поймешь, что любовь – это не так уж плохо?
Паровозников энергично замотал головой:
– Нет. Это окончательно. Не могу ее обманывать, себя обманывать. И терпеть больше тоже не могу. Она меня задушила, понимаешь? Домой идти не хотелось, да и был ли у меня этот дом? Ее квартира – пусть съемная, но ведь она ее оплачивала…
– А ты не пробовал заплатить сам? – перебила Лена.
– Ты смеешься? Эта хата стоит ровно две трети моей зарплаты, я сто раз говорил – давай снимать что-то не такое пафосное, подешевле, и я буду платить. Но нет же – ей важны локация, центр, хоромы в четыре комнаты! Зачем на двоих столько комнат, скажи? В прятки играть? Нет, ей для самооценки важно каждое утро в пеньюаре пить кофе не в кухне, а в зале, понимаешь, и новости в Фейсбуке пролистывать не в телефоне, а на плазме во всю стену! И чтобы вечеринки закатывать в американском стиле – когда все бродят по комнатам, и даже уединиться мне после дежурства негде, а нужно переодеваться и «соответствовать». А я после суток спать хочу, а не светские беседы поддерживать! Понимаешь – прийти, борща поесть и в койку завалиться, а не дефилировать с бокалом шампанского среди ее богатых подружек и их напомаженных мужиков!
Лена успокаивающе погладила его по руке:
– Не кричи, я же и так все слышу и все понимаю. Ты считаешь, что не вписываешься в ее образ жизни, это бывает. Но если отбросить твои предрассудки – разве тебе с ней плохо? Она заботливая, умная, интересная, она умеет уют создать…
– Да? Уют? А меня спросить о том, надо ли мне это, она не хочет? Мне там невыносимо, душно и тошно. Я другой, я не тот, кто ей нужен, я не смогу соответствовать и подыгрывать, понимаешь? Я врать не умею, притворяться не могу – а в ее кругу вся жизнь на этом построена, все в лицо улыбаются, а за спиной кроют последними словами. Это не по мне, Ленка.
Крошина смотрела на него и чувствовала, как в душе все переворачивается. Андрей был ей очень близок, она понимала все, о чем он говорит, и знала, что он не кривит душой. Надя действительно была «не его» женщиной, и Андрей не соответствовал ее образу жизни и никогда не смог бы себя сломать.
– Хочешь, оставайся у меня сегодня, – вдруг вырвалось у нее, и Паровозников удивленно уставился на подругу:
– Чего это?
– Ничего. Подумала, что ты не очень хочешь ехать к маме, а моя раскладушка уже освободилась.
– А как же твой писатель? Кстати, почему тебя тоже тянет в какую-то богему? Фотограф, писатель…
Лена рассмеялась:
– Я даже не обижусь на твои шпильки, потому что ты отвратительно прав – я, как и ты, пытаюсь срубить не свой сук. Мы с Павлом такие же разные, как вы с Надей. Нет, он хороший, умный, с ним легко и интересно, но я чувствую, что ничего не получится.
– Что – не поддается дрессуре? – сочувственно съехидничал Андрей.
– Я даже не пробовала. И, знаешь, поняла, что не хочу, – игнорируя его дурашливый тон, серьезно отозвалась она. – Я боюсь, что произойдет то, что у тебя с Надей – я задушу его своей заботой, и он меня возненавидит. А я до сих пор помню, как это омерзительно – когда тебя ненавидят за твои попытки стать нужной. Мне все еще больно…
Неожиданно для себя Лена заплакала, уткнувшись в колени. Андрей обнял ее, прижал к себе и, прикоснувшись губами к макушке, пробормотал:
– Хочешь, я его хоть на пятнадцать суток закрою для науки?
– Кого? Голицына?
– Да при чем тут Голицын… Кольцова твоего! Пусть с метлой по дворам походит, дворянство недоделанное, поближе к народу.
– С ума ты сошел, – сквозь слезы выговорила Лена. – Я не желаю ему зла, просто обидно…
– Так, все, – решительно сказал Андрей, вставая со скамьи и поднимая Лену на ноги. – Идем, на нас уже весь двор смотрит. Дома доплачешь.
На них в самом деле глазели гуляющие с детьми на площадке мамаши и сидящие в тени сиреневых кустов старушки. Лена вытерла глаза и полезла в сумку за ключами.
Андрей все-таки принял ее предложение и остался ночевать. Они поели и уселись с чаем в импровизированном кабинете на балконе. Паровозников закурил и задумчиво произнес:
– Я вот все думаю… а не могла Долженкова где-то в городе затеряться?
Неожиданный переход к рабочим делам Лену не смутил, она знала, что Андрей редко выбрасывает из головы мысли о работе и постоянно находится в поиске версий и методов их отработки.
– Не знаю. А об отце ее мужа кто-то что-нибудь искал?
– Да, Санька Левченко работал, – затягиваясь сигаретным дымом, сказал Андрей. – Отец давно умер, отравился каким-то алкоголем. Но не это самое интересное. Знаешь, кем был папенька потерпевшего? Начальником управления торговли.
– И что? – не поняла Лена.
– И то, что сколотил он на этом в добрые брежневские времена неплохой капиталец.
– Погоди, не вяжется. Его вдова работает уборщицей в ресторане – что, совсем ничего не осталось? Его же не осудили с конфискацией…
– Да просто не успели, – перебил Андрей. – Он умер за полгода до того, как начали тут всех трясти по делам о взятках.
– Я это помню, папа был адвокатом у кого-то из обвиняемых. Но все равно странно. Могли, конечно, конфисковать и у жены…
– Нет, дорогая, не конфисковали. Зато сын грамотно всем распорядился чуть позже, влез на этот лесоперерабатывающий комбинат в соседнем регионе.
– Погоди, ему в ту пору лет восемнадцать было.
– Ну и что? Мальчик сперва фарцевал пластинками, потом джинсами индийскими, затем еще чем-то. А когда подрос, все папашины капиталы обернул себе на пользу.
Лена наморщила лоб и с сомнением произнесла:
– Все равно не понимаю, почему мать-то его уборщицей устроилась – сын не помог ничем?
– А вот тут, подруга, начинается интересная история, – оживился Андрей, приминая окурок в пепельнице. – Мать перестала общаться с сыном через два года после его женитьбы на Арине, внуку тогда год исполнился.
– Погоди… то есть до того они общались?
– Конечно. Более того – мать одобрила выбор невесты, относилась к Арине очень хорошо, это все говорят. Но вот после празднования первой годовщины мальчика ее словно подменили. Она раньше не работала, сын ее обеспечивал, в деньгах не отказывал. И тут вдруг она устраивается уборщицей в ресторан – даже не продавцом в магазин, хотя могла бы, тоже всю жизнь в торговле работала. Нет – она предпочитает мыть полы. С чего бы, как думаешь?
– Пока никак, но ситуация странная.
– Более того – невестка к ней как до этого приезжала, так и продолжала это делать, только гораздо реже.
