«Похоже, на самом деле мне нравится именно такой типаж, а вовсе не желчные интеллектуалы с бородой», – вдруг весело подумала Лена. На душе стало неожиданно легко, словно Павел своим невинным предложением пойти в кондитерскую разогнал все ее печали.
– А идемте, – согласно кивнула она. – Только давайте перестанем «выкать» друг другу, хорошо?
– Идет, – весело согласился Голицын. – Мы ж вроде как старые знакомые, можем себе позволить.
Он предложил ей опереться на свой локоть и повел ее в боковую аллею, пройдя по которой они очутились возле входа в кондитерскую. Лена помнила, что здесь варят великолепный кофе и подают вишневый штрудель с мороженым, но с того самого вечера, проведенного в кондитерской с Павлом, она так ни разу больше сюда и не зашла.
Крошина не поняла, изменилось ли что-то в интерьере, так как просто не помнила, каким он был, но ощущение счастья, покоя и уюта, испытанное тогда, вспомнила почти сразу, едва опустилась в глубокое кресло за столиком у стены, на которой был укреплен светильник в виде канделябра со свечами.
Павел сел напротив и с любопытством посмотрел на Лену:
– У вас выражение лица изменилось.
– Мы договорились – не «выкать», – напомнила она.
– Хорошо, пусть. Но лицо-то…
– Мне просто нравится здесь, – пожала плечами Лена. – И запахи… я не верила, но, оказывается, запахи действительно могут будить воспоминания.
– Да? Не замечал. Наверное, мужчины на это меньше реагируют. И что же, если не секрет, тебе напомнили здешние ароматы?
Лена рассмеялась, с удивлением чувствуя, что совершенно не испытывает неловкости или неудобства в общении с Голицыным – как будто они на самом деле сто лет дружат.
– Я в прошлый раз поразилась, как запах кофе и выпечки настраивает на задушевные беседы и словно бы отгоняет неприятности. Просто как шаманский бубен – злых духов.
Голицын с удивлением посмотрел на нее:
– Никогда бы не подумал, что юрист способен на такое образное мышление.
– А что, юристы – не люди?
– Да я не об этом… ты мне показалась довольно приземленной, какой-то… основательной, что ли, без вот этих романтичных всплесков. Прости, я не спросил – ты все еще встречаешься с Кольцовым?
Лена напряглась:
– Это что-то меняет?
– Да, в общем-то, нет, – пожал плечами Павел. – Мы по-приятельски попьем кофе, что в этом такого?
– Мы расстались, – ровным тоном сказала Лена.
– Я мог бы кое-что сказать тебе об этом, но, наверное, не стоит. Не хочу выглядеть сплетником.
– Тогда молчи.
– И вообще – зря я об этом заговорил. Хочешь, расскажу тебе о своем новом романе? – предложил Павел, испытывая неловкость от неудачно начатого разговора.
– Хочу. Кстати, я в отпуске прочла парочку.
– Да? – оживился он, довольный тем, что Лена не обиделась. – И как?
– Я не фанатка детективного жанра, но пишешь ты неплохо. Во всяком случае, желания закрыть книгу не возникает, наоборот, хочется узнать, чем же все закончилось.
Голицын картинно утер со лба воображаемый пот:
– Ну, слава богу! Я мог не пережить непризнания моего писательского дара.
Они рассмеялись, чуть наклонившись к столу, и Лена проговорила сквозь смех:
– Даже странно, почему мое мнение так много для тебя значит.
– Всегда приятно нравиться умной женщине.
Она почувствовала, как кровь прилила к щекам – ей давно никто не делал комплиментов, да и вообще вот так, вдвоем с мужчиной, который не связан с нею деловыми отношениями, она давно не сидела в кафе. Оказывается, это весьма приятное ощущение – вот так запросто болтать о книгах, пить кофе и наслаждаться вкуснейшим штруделем. Голицын искренне интересовался тем, какую литературу Лена предпочитает, с удивлением узнал, что она не умеет загружать книги в читалку, а потому читает их в Интернете, что поэзию Серебряного века Лена не очень уважает, зато прекрасно относится к так называемым сетевым поэтам и многие стихи знает наизусть.
– А я почему-то всегда напрягаюсь от этих современных а-ля Ахматовых и псевдо-Цветаевых, – признался он, помешивая ложечкой остывающий кофе.
– Почему же?
– Не знаю. Мне кажется, в поэзии все великое уже было сказано.
– А в прозе, по твоей теории, тогда никому вообще делать нечего – после Толстого и Достоевского?
Голицын улыбнулся:
– Если ты обо мне, так я к себе весьма критичен. Я пишу книги, призванные развлечь, понимаешь? Это как цирк – и зрелище, и расслабился. Мне не очень нравится теория о том, что книги непременно должны образовывать, учить, поучать. Я в это не верю. Хотя, если разобраться, любая книга способна что-то оставить в душе, даже самая, казалось бы, непритязательная. В конечном итоге детектив – это ведь про победу добра над злом, так? Ну, следовательно, тоже есть какая-то польза наряду с приятно проведенным за чтением временем. Кстати, о стихах – не почитаешь что-то из любимого, а?
– Здесь? – удивилась Лена, чуть смутившись.
– А что? Как по мне – вполне подходящая атмосфера. Свечки, полумрак, кофе…
– Если честно, для меня стихи – вещь интимная, даже не знаю, как объяснить. Но для тебя, так и быть, сделаю исключение. – Лена оперлась подбородком на скрещенные кисти поставленных на стол рук и на секунду задумалась, выбирая, что именно прочесть. – Да, вот:
У тишины свои сомнения –
Не слушай их,
И никогда не верь в забвение
В руках моих.
Не обещай, что не успеется,
Не надо лжи,
Будь искренним – во что не верится?
И мне скажи.
Моя безумная истома ты –
Не откажусь.
Когда я выхожу из комнаты,
Знай – я вернусь.
Пусть это будет нашей осенью,
Но не зимой.
Я часто слышу голос с проседью
Она умолкла и посмотрела на Голицына. Тот задумчиво изучал что-то на стене у Лены за спиной, но, почувствовав ее взгляд, встрепенулся:
– Да, вполне… интересная, кстати, метафора про голос с проседью, оригинальная.
– Ну вот – а ты про псевдо – и а-ля, – улыбнулась Лена.
– Согласись, это дело вкуса, – так и не отступил от своих принципов Павел.
Разговор плавно перешел на книжные пристрастия самого Голицына, и за болтовней Лена даже не заметила, что время близится к полуночи. Когда же подошедший официант извинился и сообщил, что через полчаса заведение закрывается, она даже не сразу поняла, в чем дело.
– Они только до двенадцати работают, – объяснил Голицын, вкладывая в папку со счетом кредитку.
