Передо мной стоял Натан, и на несколько секунд образ прежнего маленького мальчика (светлые волосы, круглые щечки и чудесный желтый свитерок, связанный вручную, в котором он был на сделанной в яслях фотографии) наложился на образ высокого красивого молодого человека с дредами, стоявшего передо мной. Я не видела его с тех пор, как Луиза уехала в Лион. Мы обнялись и принялись обмениваться новостями.
Если бы я встретила какую-нибудь подругу, уверена, Л. бы осталась. Но она ничего не заподозрила и рукой сделала мне знак, что войдет в кафе, чтобы согреться.
– Значит, ты, похоже, надолго заперлась, чтобы пахать, – насмешливо бросил Натан. – Мама сказала, что ты послала всем своим дружбанам имейл, где напрямик умоляла их не связываться с тобой!
Я не сразу поняла. Не хотела понимать. Помнится, я сказала себе, что это преувеличение, молодежная фигура речи. Мне даже кажется, что я тогда согласно кивнула. Натан рассказал мне о своих планах и расспросил про Луизу и Поля. Мы простились, наметив ужин с ним и Коринной в какие-нибудь ближайшие выходные, когда приедут близнецы.
Я подумала, какое удовольствие видеть, как растут чужие дети, которых знаешь с младенчества. Те, кого видишь на фотографиях класса или во время каникул, кого ты утешала, кормила, обшивала, ругала, порой держала на руках. Я подумала обо всех тех повзрослевших мальчиках и девочках, ставших такими разными; я подумала, что мне хотелось бы написать об этой исполненной несказанной нежности связи, которая соединяет меня с моими детьми и детьми моих друзей.
Я вошла в кафе и увидела сидевшую за просторным столом Л. Я тоже присела. Она изучала меню, когда подошел официант.
– Вы будете ждать третьего человека, чтобы сделать заказ?
Л. с улыбкой разочарования на губах подняла на него глаза:
– Думаю, мы начнем без нее, она присоединится к нам позже.
* * *
Мы назначили дату моей поездки в Тур на конец мая. И май наступил.
С приближением этого путешествия во мне постепенно росла тревога, но я пыталась не обращать на нее внимания. Накануне под вечер у меня случилась паническая атака. Мне вдруг показалось, что я совершенно неспособна встретиться с четырьмя или пятью классами лицеистов. Меня буквально парализовала мысль о том, что придется хорошо выглядеть, выставлять себя напоказ, отвечать на вопросы о моей нынешней работе, в то время как я чувствовала себя столь ничтожной, растерянной. Все дело в визуализации. Но нет, я не видела себя, стоящей перед восьмьюдесятью подростками и заверяющей, что нахожусь в разгаре писательского труда. Нет, я не видела себя, отвечающей на неизбежный вопрос: «Что вы сможете написать после той книги?»
Лицеисты прочли мои книги, подготовили вопросы, некоторые даже выполнили дополнительные задания (сделали коллажи, сняли короткометражки) и собирались показать их мне. Отказаться было бы неприлично. Но я была неспособна поехать.
Вечером, видя меня в такой тревоге, Л. предложила, что поедет вместо меня. Как будто это была самая естественная вещь на свете, вот решение, не хуже других, учащиеся не будут разочарованы, это избавит от необходимости переносить встречу еще раз, менять билеты на поезд и снова остаться с теми же страхами.
Я была потрясена. Вместо меня? Но как она могла подумать, что никто этого не заметит? Однако Л. была совершенно уверена в успехе. Эти люди видели меня только на фотографии, к тому же следует признать, что фотографии довольно обманчивы и имеют мало общего с действительностью. Вдобавок, по ее мнению, мои фотографии в интернете на меня вообще не похожи. Они не дают верного портрета, наоборот, способствуют созданию изменчивого и нечеткого образа. Ориентиры сбиты. То у меня курчавые волосы, то жесткие, на некоторых фото у меня такой вид, будто я только что вернулась после отдыха по системе «все включено» от «Клаб Мед»
[14], на других – будто только что вышла из тюрьмы; что мне дашь то тридцать пять лет, то пятьдесят пять; что я напоминаю то мещанку, то всклокоченную любительницу стиля гранж. Короче, все это дает широкое поле для маневра, чтобы – по ее собственному выражению – «заново себя изобрести». Несколько удачно подобранных деталей позволят сделать все в лучшем виде. Она уверена, что все получится. Риск не так уж велик. Кстати, Л. прочла все мои интервью в прессе (с самого начала, уточнила она), много раз слышала меня по радио и чувствовала себя абсолютно готовой вместо меня ответить на традиционные вопросы об истории создания моих книг или о писательском труде. А в остальном будет импровизировать.
Прекрасно понимаю, что это выглядит полным бредом, но я согласилась.
На следующее утро, едва рассвело, Л. надела мои вещи (мы выбрали те, в которых я была на самых известных фотографиях в интернете, исходя из принципа, что они оставили след в бессознательном моих собеседников), потом я полчаса завивала ее волосы специальным утюжком для волос, оставленным в своей комнате Луизой. Волосы у Л. были такой же длины, как мои, и совсем немного светлее. Результат нас рассмешил, особенно когда Л. принялась по-настоящему имитировать мои движения, мои интонации, как будто она уже десятки раз повторяла это упражнение перед зеркалом. У нее был явный талант.
В шесть утра с билетами на поезд в кармане она взяла такси, чтобы ехать на вокзал Монпарнас.
Из скоростного экспресса она отправила мне пару эсэмэсок, а потом от нее целый день не было известий. Мы договорились, что она позвонит, только если окажется в отделении полиции за присвоение чужого имени.
Я ничем не могла заняться, лишь каждые десять минут смотрела на телефон. Я позволила себе вообразить два или три сценария катастрофы: учащиеся разоблачают Л. и забрасывают ее своими книгами; Л. черт-те что отвечает на заданные вопросы, Л. оскорбляет преподавателя, выказавшего ей недостаточно почтения.
Л. не захотела, чтобы я встречала ее на вокзале. Она полагала, что мне лучше побыть дома, одной. Около десяти вечера, когда я уже почти не выдержала, на лестнице послышались ее шаги.
На ее лице я разглядела так хорошо знакомую мне усталость. Л. сообщила, что все сложилось без проволочек: экспресс, обед в столовой, встреча с учащимися, автографы, полдник в преподавательской столовой, вновь экспресс. Без проволочек и инцидентов. Был только краткий момент нерешительности на вокзале в Туре, где ее встречала корреспондентка. Она много раз посмотрела на Л. Прежде чем подойти и потом, когда они поздоровались, продолжала бросать на нее косые взгляды. После нескольких секунд замешательства журналистка извинилась, что не сразу ее узнала, она представляла меня немного по-другому. Зато в лицее у двух преподавателей литературы не возникло ни малейшего сомнения. Они были рады меня видеть, учащиеся с нетерпением ждали меня. Во время встречи один мальчик вызвал всеобщее веселье, спросив Л., не сделала ли она пластическую операцию: она выглядит моложе, чем на фотографиях. Преподаватель отчитал его. Лицеисты задавали много вопросов о проценте автобиографического в моих книгах, в частности, последней. Л. была поражена, что их расспросы в основном касались этой темы: почему я рассматриваю свою книгу как роман, действительно ли там все правда, что стало с тем или иным персонажем, как приняли книгу мои родные? Столько хорошо известных мне вопросов, на которые я сотни раз отвечала.
