Уверена, что каждому из нас порой приходит в голову, что случайностей не существует. Каждый из нас наверняка познал череду совпадений, которым он или она придали особый, неопровержимый смысл, считая, что только им под силу этот смысл расшифровать. Кто из нас, хотя бы раз в жизни, не подумал, что то или иное совпадение ничем не обязано случаю, но, напротив, речь идет о послании, в круговороте мира адресованном единственно ей или ему?
Со мной такое бывало. В течение двух-трех недель мне казалось, что послание Л., эта задушевная убежденность, которую она хотела, чтобы я разделила с ней, больше не нуждалась в ней как таковой, чтобы настигнуть меня: она витала в воздухе, перемещалась сама по себе, то тут, то там находя новых посредников, чтобы убедить меня.
Как-то вечером мне позвонил режиссер, с которым несколько лет назад я работала над сценарием полнометражного фильма, так и не увидевшего свет, несмотря на помощь и участие многих организаций. Создатели фильма не могли свести концы с концами, и проект провалился. Режиссер хотел, чтобы мы встретились, выпили по стаканчику, и он бы поделился со мной своими планами. Мы встретились в кафе, завсегдатаями которого были, когда вместе работали. Он быстро перешел к делу: ему нужна невыдуманная история, чтобы сделать сценарий. Только это и катит, достаточно посмотреть афиши, сколько среди них тех, что большими буквами, почти такими же крупными, как название, уточняют, что фильм «основан на реальных событиях». Достаточно почитать иллюстрированные журналы, посмотреть телевизор со всеми этими ордами свидетелей и подопытными кроликами всех сортов, послушать радио, чтобы понять, чего хотят люди.
«Правдивость, только это и проходит сейчас», – заключил он. Да, он знал, что я отказалась от многих экранизаций своей последней книги, он это понимал, но если у меня есть какая-нибудь задумка, если я намереваюсь рассказать о чем-нибудь – старом или недавнем происшествии, забытом историческом персонаже, – мне следует без промедления звонить ему, он будет счастлив снова поработать со мной.
Я вышла из кафе в мрачном настроении. Так, значит, это правда… Вот чего ждут люди – реальности, гарантированной клеймом на фильмах и книгах, подобно красной надписи «био» на продуктах питания. Люди ждут сертификата подлинности. Я думала, публике надо, чтобы истории их заинтересовали, потрясли, захватили – только и всего. Но я ошибалась. Люди хотят, чтобы событие происходило в реальности, чтобы оно было подтверждено фактами, доказано. Они хотят пережитого. Люди хотят иметь возможность отождествить себя с персонажем, сопереживать, а для этого им необходимо убедиться в качестве товара, иметь сквозной контроль над всем процессом его производства.
В последующие недели каждый раз, когда я включала телевизор, открывала журнал, видела афиши новых фильмов, мне казалось, что везде речь шла лишь об одном: реальность, правда, достоверность, засунутые в один мешок, как если бы речь шла об одном и том же, рекламная партия, упаковка, на которую мы отныне можем претендовать, на которую имеем все права.
Сейчас, когда я пишу эти строки, я не могу уже точно сказать, было ли это простым совпадением или же субъективным видением, подстегнутым моей собственной озабоченностью.
Двадцать лет назад, в течение нескольких месяцев, предшествовавших моей беременности, и тогда, когда она не слишком спешила проявиться, разве не было у меня уверенности, что я буквально окружена беременными? Настоящая эпидемия, думала я тогда, как будто все женщины детородного возраста из моего квартала сговорились забеременеть раньше меня, я только их и видела. Да еще их выступающие, восхитительные, наполненные животы.
И каждый раз эти знаки сходились к Л.
А если Л. была права? И если Л. уловила и поняла глубинное изменение нашей манеры чтения, ви́дения, размышления? Как читательница и зрительница я не была исключением из правил. Реалити-шоу завораживали меня, чего не могли оправдать мои литературные проекты, я накидывалась на желтую прессу каждый раз, когда бывала в парикмахерской или у дантиста, я регулярно смотрела байопики и фильмы, основанные на реальных событиях, а потом, жадная до деталей, доказательств, подтверждений, бросалась к интернету, чтобы проверить факты, увидеть подлинные лица.
А что, если Л. поняла то, в чем я боялась себе признаться? Я написала автобиографическую книгу, где персонажи были подсказаны членами моей семьи. Читатели привязались к ним, интересовались, что стало с тем или иным из них. Признавались мне в особой привязанности к тому или другому герою. Читатели расспрашивали меня о достоверности событий. Они вели свое расследование. Я не могла не знать этого. И успех книги, по сути, зависел, возможно, только от этого. Реальная история или поданная как таковая. Что бы я ни говорила. Каковы бы ни были меры предосторожности, которые я предприняла, чтобы убедить читателей в том, что реальность неуловима, и отстоять свое право на субъективность.
Я сунула палец в истину, и ловушка захлопнулась.
И с тех пор все персонажи, которых я могла сочинить, каковы бы ни были их уровень, их история, их обида, никогда уже не будут на высоте. Из этих персонажей, сфабрикованных из отдельных частей, ничего не выйдет, никакого излучения, никакого флюида, никакого разряда. Что бы я ни была способна вообразить, они все будут маленькими, невзрачными, бледненькими, они никогда не смогут обрести вес. Обескровленные, незначительные, они будут лишены плоти.
Да, Л. была права. Следовало схватиться врукопашную с реальностью.
* * *
Издатель классической серии, для которого я написала предисловие к роману Мопассана (вернее, для которого Л. написала предисловие, подписанное моим именем), несколько раз в год устраивал в театре Одеон встречи с публикой. Когда вышло переиздание текста, издательница позвонила мне, чтобы убедиться, что я не забыла о встрече, дату которой мы назначили при подписании договора. Встреча должна была состояться в маленьком, на сто мест, зале имени театрального режиссера Роже Блена. Она продлится около часа и начнется, если я не возражаю, с отрывка из романа, который я прочту вслух. Потом интервьюер задаст мне вопросы, касающиеся моего прочтения этого текста, с целью внушить присутствующим желание открыть для себя или перечитать этот не слишком известный роман Мопассана.
После разговора первой моей мыслью было позвонить Л. и попросить ее пойти туда вместо меня.
У нее постоянно работал автоответчик. Можно было подумать, что этот номер телефона предназначен только для меня и будет недоступен, пока она сердится. Сообщения я не оставила.
В этот раз я подтвердила свое согласие, встреча была объявлена на разных сайтах, отказываться было слишком поздно. А если подумать, то просто невозможно было просить Л. сыграть мою роль. Я знала многих в этом издательстве, и к тому же читатели, с которыми я уже встречалась, могли прийти. В таком контексте Л. будет разоблачена меньше чем за пару минут.
Накануне я перечитала роман и написанное Л. предисловие. Ночью я не сомкнула глаз.
Вечером я приехала на встречу заранее, чтобы переговорить с литературным консультантом театра, который собирался вести мероприятие. Тот, попытавшись успокоить меня (должно быть, вид у меня был очень напряженный), уточнил правила игры. А потом пробил час, когда нам пришлось выйти на небольшую сцену к публике.
