В результате 3-я армия перешла в наступление 21 августа; 1-я армия (несколько севернее) – 28 августа, а 4-я армия, воспользовавшись отвлечением внимания противника, возобновила тогда свое наступление. Австралийцы 31 августа овладели населенными пунктами Монт-Сен-Кент и Перонн и тем самым преградили противнику доступ к верхнему течению реки Соммы.
Эти операции выражали новую стратегию последовательных атак по различным, но тесно связанным друг с другом пунктам, причем каждая атака, как только первоначальный порыв атаки выдыхался, обрывалась и переходила к новому удару в другой точке.
Несправедливо было бы вторить некоторым британским военным историкам, отстаивая во что бы то ни стало, что Хейг является инициатором этой стратегии. Стратегию эту вполне отчетливо можно проследить в последовательных атаках, проводившихся южнее французами еще раньше, а именно: левым флангом армии Дебеней – 8 августа; правым флангом этой армии – 9 августа; армией Гюмберта – 10 августа и армией Манжена – 21 августа.
Но Хейг как будто первый оценил значение этой стратегии для экономии сил. В то время как Фош всецело был пропитан стремлением только продолжать натиск, Хейг старался наседать на противника, возможно меньше расходуя людской материал.
Добыча 4-й армии, выразившаяся за дни 8-12 августа в 21 000 пленных, обошлась ей лишь в 20 000 жизней!
Успеху этой новой стратегии значительно помогли внезапность 8 августа и влияние ее на германское командование. Инстинктивный ответ германцев на потрясение выразился в стягивании к месту удара всех своих подкреплений. Этим они истощили свои резервные фонды и привели их в состояние почти полного банкротства. Резервы армейской группы принца Рупрехта, удерживавшей фронт от моря до района реки Соммы, упали к 16 августа с 36 до 9 дивизий. Решение, самостоятельно принятое Рупрехтом, много помогло приостановке наступления британцев. Он предупредил откат армий, как это в минуты первой паники собирались сделать командующие армиями, отдав приказы об отходе войск за верхнее течение реки Соммы.
Но это же самое решение впоследствии обошлось германцам, может быть, слишком дорого.
В общем, основное значение 8 августа заключается в том, что германское командование на всех ступенях было ударом союзников выведено из равновесия: оно или теряло способность соображать, либо действовать. Нередко случалось и то, и другое.
История 1914–1918 годов повторяет опыт всей истории: за исключением действий против выбившегося из сил или уже деморализованного противника решающий успех в бою может быть достигнут только внезапностью. Последняя же должна слагаться из многих искусно и хитро подобранных элементов.
6. Разгром турецкой армии – Мегиддо
19 сентября 1918 года началась операция, которая одновременно была одной из наиболее быстрых решающих кампаний и представляла собой наиболее совершенное решающее сражение во всей истории Мировой войны. В течение нескольких дней турецкие армии в Палестине фактически перестали существовать.
Споры вызывают вопрос, следует ли смотреть на эту операцию преимущественно как на кампанию или же как на сражение, дополненное преследованием? Дело в том, что операция эта началась в то время, когда соприкосновение между сторонами имелось; поэтому она как будто попадает в категорию сражений. Но операция эта была осуществлена, главным образом, стратегическими путями, причем непосредственно боевые столкновения играли в ней наименьшую роль. Факт этот привел к недооценке этой операция теми, кто признает лишь догмат Клаузевица, по которому победа расценивается пролитой за нее кровью, и твердо придерживается той точки зрения, что победе, которая не освящена и не омыта потоками крови, нельзя уделять внимания.
Но величайшие победы Цезаря под Илердой, Сципиона близ Утики, Кромвеля у Престона и Мольтке у Седана (хотя последняя победа являлась скорее случайной, чем преднамеренной) окрашены все той же самой бледно-розовой окраской, так как крови во всех этих случаях было пролито не так уже много. Каждый раз стратегия оказывалась настолько действительной, что сами бои скорее являлись случайным дополнением. Все же вряд ли найдется теперь кто-нибудь, кто станет отрицать решающее значение этих побед и то влияние, которое они оказали на ход истории.
Более серьезное «понижение» качества победы этой финальной кампании в Палестине заключается в том, что Алленби располагал более чем двойным перевесом сил по сравнению с противником и еще большим перевесом в отношении оружия. К тому же моральное состояние турецких войск настолько понизилось, что, как часто говорили, Алленби оставалось просто протянуть руки за турецкой армией, чтобы она, как перезрелый плод, сама упала к его ногам.
В этих доводах есть известная доля правды.
Но большинство «венчающих» побед современной истории, от Ворчестера до Седана, видело почти то же несоответствие между соотношениями сил и моральным состоянием армии победителя и побежденного. А в 1918 году Алленби к тому же пришлось иметь дело с такими талантливыми полководцами, как Лиман фон Сандерс и Мустафа Кемаль, – далеко не чета тем людям, которые сами всунули свои головы в мешок под Седаном.
Учтя все выгодные условия обстановки сентября 1918 года, мы все же остаемся при том выводе, что победа у Меггидо является одной из мастерских операций всей истории войн по широте своего замысла и по проведению. Хотя обстановка, в которой проводилась эта операция, не выдвигала слишком больших трудностей, но развертывание и ход ее являют собой почти непревзойденную картину блестящего выполнения не менее блестящего оперативного замысла.
Часто задается вопрос, кому принадлежал этот оперативный замысел? Задумал ли его сам главнокомандующий в Палестине, или же это плод мысли какого-либо талантливого подчиненного? Когда говорят о победах Гинденбурга на русском фронте, каждый встречный и поперечный вспомнит о стратегии Людендорфа, а люди, изучающие военную историю, идут глубже и останавливаются на непрестанном влиянии на германское командование гениальной головы Гофмана.
Однако в вопросе о Мегиддо можно развеять все сомнения, так как удается бесспорно и точно установить всех, принимавших непосредственное участие в разработке этой операции.
Широкий замысел – целиком продукт ума Алленби
[56]. Заслуга его помощников заключается в проработке деталей и в проведении этого замысла в жизнь.
У Алленби оперативный замысел скорее «вырос», чем «вытек», ибо первоначальная его концепция была скромнее: прорвать фронт турок у побережья, а затем, зайдя внутрь, обойти фланг турецких сил в равнине Израиля. Но, вернувшись однажды после поездки верхом, во время которой Алленби думал над этой проблемой, он внезапно набросал план в таком виде, как операция и была проведена в жизнь, во всей его буквально захватывающей широте.
