Они вошли в переднюю и через другую дверь, обыкновенную и даже незапертую, попали в спальню Добриниона.
Настоятель мгновенно проснулся. Он закричал и вдруг умолк, увидев вошедших и щербатое лезвие кинжала, подрагивающее в нескольких дюймах от его лица. Металл блестел в мягком лунном свете, лившемся из единственного окна спальни.
— Ты ведь знал, что мы явимся за тобой, — издевательски произнес Юсеф.
Добринион покачал головой.
— Я могу поговорить с отцом-настоятелем. Здесь какое-то недоразумение, — умоляющим тоном сказал он.
Юсеф, злорадно улыбаясь, поднес к губам палец, но настоятель не унимался.
— Семейство Чиличанк — преступники, это очевидно, — запинаясь, лепетал Добринион.
Он ненавидел слова, которые произносил, и ненавидел себя за трусость. Сейчас в нем происходила ожесточенная битва между совестью и инстинктом самосохранения.
Карающие Братья созерцали его мучения, и Юсефу это зрелище явно нравилось.
Потом Добринион затих и в упор взглянул на Юсефа. С лица настоятеля вдруг исчез страх.
— Ваш Маркворт — злодей, — сказал Добринион. — Он никогда не был истинным отцом-настоятелем Абеликанского ордена. И сейчас я призываю вас во имя торжественного обета нашего ордена, во имя благочестия, достоинства — свернуть с пути злодеяний, чтобы вновь обрести свет…
Последние слова потонули в булькающих звуках. Юсеф, из которого давным-давно выбили способность выслушивать подобные взывания к совести, полоснул кривым кинжалом по горлу настоятеля.
Теперь настал через заняться поври. Данделион развязал мешок. В это время Юсеф осматривал спальню. Наконец ему на глаза попался ножичек, которым Добринион срезал печати с писем. Лезвие было узким, зато идеально входило в смертельную рану поври.
— Стащи его с кровати, — велел Юсеф Данделиону.
Тот поволок тело Добриниона к столу. Юсеф пошел рядом, нанося мертвому настоятелю несколько ран поменьше. Создавалось впечатление, что настоятель отчаянно боролся за свою жизнь.
Дело было сделано. Две тени выплыли из спящего Сент-Прешес и растворились во мраке ночи.
Утром весть об убийстве настоятеля Добриниона разлетелась по городу. Укрепленные стены сотрясались от отчаянных криков. Солдаты с заплаканными глазами винили себя за то, что позволили поври пробраться в город. Палмарис наполнился зловещими слухами. Они расползались по улицам и перекресткам, проникали в таверны и трактиры. Их многократно повторяли, и каждый прибавлял что-то от себя.
Коннор Билдеборох провел эту ночь в Бэтлброу — палмарисском борделе, пользующемся дурной славой. Когда слухи достигли его ушей, речь уже шла о целой армии поври, подступивших к окраинам Палмариса и готовых ворваться в город, чтобы убивать всех без разбора.
Коннор полуодетым выскочил на улицу, остановил первую попавшуюся на глаза повозку и велел везти его прямо в Чейзвинд Мэнор.
Ворота были закрыты. Более десятка солдат с оружием наготове окружили повозку. Лошадь остановилась как вкопанная, и Коннор вместе с перепуганным кучером повалились на землю.
Узнав Коннора, стражники успокоились и помогли молодому аристократу встать, а кучеру недвусмысленно велели побыстрее убираться отсюда.
— Как мой дядя? — встревоженно спросил Коннор, входя в ворота.
— Сильно расстроился, господин Коннор, — ответил один из стражников. — Подумать только: поври сумел миновать все наши посты и убить настоятеля Добриниона! И все это — когда в монастыре еще не успели очухаться от недавних напастей! Ну и мрачные времена выпали на нашу долю!
Коннор не ответил, а лишь внимательно вслушивался в слова солдата, ощущая за ними невысказанные и даже неосознанные пока последствия. Он быстро прошел комнаты и залы, полные охраны, и очутился в дядином кабинете.
Возле письменного стола барона Рошфора Билдебороха стоял тот самый бравый солдат, что явился за Коннором в монастырь. Плотная повязка закрывала его лицо и в особенности — нос, сильно покалеченный ударом магической энергии, нанесенным не кем иным, как самим отцом-настоятелем Далебертом Марквортом.
— Дядя знает о моем появлении? — спросил Коннор.
— Он сейчас придет, — ответил стражник.
Голос его звучал глухо и невнятно, ибо рот солдата также пострадал от удара магнетита.
Не успел солдат договорить, как в кабинет из боковой двери вошел дядя Коннора. При виде племянника его лицо просветлело.
— Слава богу, ты цел и невредим, — радостно произнес барон.
Коннор всегда был его любимым племянником, и поскольку своих детей у барона не было, в Палмарисе считали, что баронский титул по наследству перейдет к Коннору.
— А что мне сделается? — как всегда небрежно, спросил племянник.
— Ты же знаешь, убили настоятеля Добриниона, ответил Рошфор, усаживаясь напротив Коннора.
От молодого Билдебороха не ускользнуло, с каким трудом его дядя садился в кресло. Рошфор был грузен и страдал от сильных болей в суставах. Вплоть до прошлогоднего лета он при любой погоде ежедневно садился на коня и ездил верхом. В этом году он покидал дворец всего пару раз. Глаза Рошфора также говорили о том, что барон быстро стареет. Их серый цвет потускнел и подернулся пеленой.
Коннор мечтал о баронском титуле с тех пор, как подрос и начал понимать славу и величие, которые он давал. Но сейчас, чувствуя, как приближается это время, молодой Билдеборох вдруг понял, что готов ждать еще многие годы. Коннор был счастлив оставаться в своем нынешнем положении, только бы его любимый дядя, заменивший ему родного отца, был жив и здоров.
— Подумай, с какой стати этим тварям за мной охотиться? — спокойно ответил Коннор. — Настоятель, понятное дело, был заметной целью для врагов. Но я-то?
— Помимо настоятеля, барон — тоже заметная цель, — напомнил Рошфор.
— Я очень рад, что ты принял все меры предосторожности, — тут же сказал Коннор. — Ты еще можешь являться целью для врагов, но вовсе не я. В их понимании я не более чем обыкновенный трактирный гуляка.
Рошфор кивнул, судя по всему успокоенный словами племянника. Однако он как заботливый отец боялся не столько за себя, сколько за Коннора.
Самому же Коннору его рассуждения отнюдь не казались убедительными. Поври, сумевший пробраться в монастырь в столь напряженное время, причем буквально сразу после отъезда этого жуткого Маркворта и его своры — такое для Коннора было слишком простым объяснением. Глядя на покалеченное лицо главного дядиного защитника, молодой аристократ ощущал все большее беспокойство.
— Я хочу, чтобы ты оставался в Чейзвинд Мэнор, — сказал Рошфор.
Коннор покачал головой.
— Не могу, дядя. У меня дела в городе. К тому же я провел немало месяцев в сражениях с поври. Не бойся за меня.
