Элбрайн воспользовался моментом и незаметно направился к лошадям, вспомнив о бирюзе в груди Дара. Если монахи из Санта-Мир-Абель увидят этот камень, он может стать для них весьма красноречивым свидетельством.
Пони между тем не сводила глаз с грузного монаха, заботливо помогавшего многим раненым. Когда Де'Уннеро и его сопровождающие отошли на достаточное расстояние, она подошла к старику и сказала, что может помочь ему там, где можно обойтись привычными средствами лечения.
Монах посмотрел на ее меч, на одежду и обувь, заляпанную кровью.
— Тебе бы лучше отдохнуть, — сказал он. — Как я слышал, вы с твоим другом и так изрядно потрудились сегодня.
— Я не устала, — с улыбкой возразила Пони.
Грузный монах сразу же понравился ей, как точно так же она сразу невзлюбила Де'Уннеро. Она невольно сравнила последнего с покойным Добринионом, и разительный контраст заставил ее вздрогнуть. Грузный монах с его искренним желанием помочь раненым и заботливым обращением с ними больше напоминал прежнего настоятеля Сент-Прешес, которого ей довелось видеть несколько раз. Пони наклонилась и приподняла руку раненого, надавив в нужном месте, чтобы уменьшить кровотечение из его рваной раны.
Она заметила, что монах смотрит не на нее и не на раненого, а пристально разглядывает Элбрайна и коней.
— Как тебя зовут? — спросил он, переводя взгляд на Пони.
— Корали, — солгала она, назвавшись именем двоюродной сестры, которая совсем маленькой погибла во время первого налета на Дундалис.
— Магистр Джоджонах, — представился грузный монах. — Рад встрече. Можно сказать, этим несчастным торговцам повезло, что мы оказались поблизости. В особенности ты со своим спутником.
Последних слов Пони почти уже не слышала. Она внимательно глядела на грузного человека. Джоджонах. Она знала это имя, имя магистра, о котором Эвелин всегда говорил с почтением. По словам Эвелина, один Джоджонах во всем Санта-Мир-Абель понимал его. Обычно он не любил рассказывать о собратьях по монастырю. Но как-то вечером, после излишнего количества «глотков храбрости» (так он именовал свое любимое вино), Эвелин рассказал ей о Джоджонахе.
Тогда она поняла, насколько этот старик был дорог Эвелину.
— Меня изумляет ваша работа, святой отец, — сказала она, когда магистр Джоджонах с помощью камня стал исцелять раненого.
На самом деле Пони вскоре осознала, что она искуснее умеет пользоваться силой самоцветов, чем этот магистр. Ничего удивительно, если вспомнить, каким искусным и умелым был сам Эвелин.
— Пустяки, — ответил магистр Джоджонах, когда рана затянулась.
— Для меня это не пустяки, — возразил раненый и рассмеялся.
— Но как замечательно, что вы это делаете, — с воодушевлением произнесла Пони.
Она действовала интуитивно, следуя голосу сердца, хотя разум буквально кричал и требовал, чтобы она вела себя осторожно и немедленно замолчала.
Пони быстро огляделась, убедившись, что никто из монахов не вернулся за магистром, затем тихо добавила:
— Однажды мне пришлось встретиться с одним вашим монахом. Санта-Мир-Абель — так называется ваш монастырь?
— Именно так, — рассеянно ответил Джоджонах, ища глазами тех, кому еще может потребоваться его врачевание.
— Он был замечательным человеком, — продолжала Пони. — Удивительным человеком.
Магистр Джоджонах вежливо улыбнулся, собираясь двинуться в путь.
— По-моему, его звали Эберли, — сказала Пони.
Монах резко остановился и повернулся к ней. Вместо вежливой улыбки его лицо выражало искреннее удивление.
— Нет, по-моему, Эвенбрук, — на ходу придумывала Пони. — Боюсь, я забыла его имя. Видите ли, это было несколько лет назад. И хотя имени я не помню, я никогда не забуду этого монаха. Я встретила его, когда он в Палмарисе помогал какому-то уличному попрошайке. Его действия во многом напоминали ваши. И когда тот несчастный предложил заплатить за помощь и извлек из своих лохмотьев несколько монет, Эберли… Эвенбрук… как бы его ни звали, с благодарностью принял деньги, а затем добавил к ним намного больше своих и незаметно опустил нищему в карман.
— Удивительно, — пробормотал Джоджонах, кивая головой в такт каждому ее слову.
— Я спросила у него, зачем он так поступил с монетами, — продолжала Пони. — Ведь он мог бы просто отказаться от платы. Он ответил, что кроме здоровья очень важно сохранить в этом человеке чувство собственного достоинства.
Последние слова Пони произнесла, широко улыбнувшись. История эта была правдивой, только она произошла не в Палмарисе, а в небольшой деревушке.
— Тебе так и не вспомнить имя этого брата? — спросил Джоджонах.
— Эберли, Эвенбрук… что-то похожее на эти имена, — покачав головой, ответила Пони.
— Может быть, Эвелин? — подсказал Джоджонах.
— Возможно, святой отец, — ответила Пони, не желая говорить лишнее.
Но ее очень воодушевило, насколько потеплело лицо магистра Джоджонаха.
— Я же сказал, поторапливайтесь! — донесся со стороны дороги резкий голос нового настоятеля Сент-Прешес.
— Эвелин, — повторил магистр Джоджонах. — То был Эвелин. Всегда помни это имя.
Он дотронулся до плеча Пони и зашагал прочь.
Пони следила за удалявшимся магистром. Она не знала почему, но неожиданно мир показался ей чуточку лучше. Она направилась к Элбрайну. Элбрайн все так же стоял возле Дара, заслоняя от посторонних глаз бирюзу.
— Теперь мы можем двигаться? — нетерпеливо спросил он.
Пони кивнула и взобралась на Грейстоуна. Махнув на прощание купеческому каравану, они выехали из кольца повозок и направились вверх по склону, подальше от монахов, которые уже двигались в западном направлении. На вершине холма их поджидал Джуравиль. Друзья поскакали на восток, стараясь отъехать от монахов как можно дальше.
Де'Уннеро немедленно принялся отчитывать магистра Джоджонаха. Монахи уже вышли из лощины, а его тирада все продолжалась.
Впрочем, Джоджонах даже не слышал слов Де'Уннеро. Он по-прежнему думал о молодой женщине, помогавшей ему лечить раненых. На душе у Джоджонаха было тепло и спокойно. Значит, послание Эвелина действительно нашло уши, способные услышать. Рассказ женщины глубоко потряс магистра, укрепил его собственное отношение к Эвелину. Ее слова напомнили Джоджонаху о том, что при всех превратностях жизни его церковь устоит.
Улыбка, блуждавшая на лице Джоджонаха, лишь сильнее разъярила Де'Уннеро. Но Джоджонах продолжал молчать. Пусть бушует, пусть доходит до грани безумия. По крайней мере, теперь молодые и впечатлительные монахи смогли увидеть истинный характер своего настоятеля. Наверное, они были зачарованы его боевым искусством. Даже Джоджонах восхищался ловкостью и сноровкой Де'Уннеро. Но словесное бичевание старого и немощного человека нагнало скуку не на одного брата.
