Ганнибал расквартировал свое войско неподалеку от места высадки, в Гадрумете (ныне Сус). Существовал целый ряд причин, заставивших его не торопиться с визитом в пуническую метрополию. Во-первых, он не доверял карфагенскому сенату, тон в котором слишком часто задавала фракция, возглавляемая давним врагом его рода Ганноном. Клевета, которой осыпал Ганнибала за его спиной этот завистливый трус, и привела в конечном счете, как считал сам полководец, к тому, что сорвался его план завоевания Италии. Во-вторых, не исключено, что до него дошли слухи о том, как вели себя карфагенские сенаторы сначала со Сципионом, а затем и в Риме, бессовестно переложив на его плечи всю ответственность за развязывание войны. На зимние квартиры он устроил своих солдат в Бизации, то есть в достаточном отдалении и от правительства Карфагена, и от армии Сципиона, справедливо рассудив, что в ближайшее время ему понадобится полная свобода маневра. Заняв такую позицию, он мог совершенно спокойно снабжать войско продовольствием, получать подкрепление и готовиться к будущей схватке с противником подальше от его зорких глаз. Наконец, именно на этом побережье Ганнибал чувствовал себя дома: здесь располагались его поместья, здесь он мог не тревожиться за собственную безопасность.
Битва при Заме
Перемирие, заключенное со Сципионом осенью 203 года, продлилось несколько месяцев, пока в начале весны 202 года Карфаген не нарушил его.
Для снабжения римской армии продовольствием к берегам Африки двигались два крупных каравана судов: первый из Сардинии, второй из Сицилии. Первый благополучно достиг пункта назначения, а вот второй, едва миновав мыс Бон, попал в шторм. Корабли сопровождения сумели добраться до мыса Аполлона (Рас-эль-Мекки), но двум сотням тяжелогруженых судов повезло меньше. Часть из них прибило к острову Эгимур (ныне Зембра), другие причалили к западному побережью мыса Бон, в местечке, которое Тит Ливий (XXX, 24, 9) называет Акве Калиде (дословно «горячие воды»). Вполне возможно, что речь идет о старинном курорте Акве Карпитане, действующем до сих пор и расположенном в Корбусе, напротив Карфагена, по другую сторону залива. Можно сказать, что кораблекрушение разыгралось прямо на глазах жителей Карфагена, ставших его невольными зрителями. Оголодавшему городскому населению заманчивой показалась идея воспользоваться содержимым разбитых кораблей, хотя все, конечно, понимали, что тем самым нарушили бы условия перемирия, заключенного с Римом. В конце концов жадность взяла верх над здравомыслием, и 50 военных кораблей под водительством наварха Гасдрубала двинулись к пострадавшим от бури римским судам, захватили их и привели в карфагенский порт.
Весть о нарушении противником перемирия достигла слуха Сципиона одновременно с подоспевшим из Рима сообщением, что сенат одобрил условия подготовленного им договора. Но прежде чем признать случившееся свершившимся фактом, он сделал последнюю попытку урегулировать конфликт, отправив в Карфаген трех послов, которым поручил поставить пуническую метрополию в известность о том, что Рим одобрил составленный им мирный договор, и потребовать репарацию за пиратскую акцию карфагенян. В Карфагене посланцы Сципиона повели себя так надменно, откровенно насмехаясь над упованиями пунийцев на спасительное возвращение Ганнибала, что сумели настроить против себя почти всех сенаторов, из которых лишь несколько человек остались при мнении, что корабли вместе с грузом лучше вернуть. Согласно некоторым источникам (Диодор, XXVII, 12; Аппиан, «История Ливии», 34), римляне даже едва не пали жертвой разъяренной толпы, от которой их спасло лишь вмешательство лидеров антибаркидской группировки — старого Ганнона и некоего Гасдрубала по прозвищу Козленок (Гед). Однако, повторяем, большинство сенаторов жаждали обострения отношений и даже подготовили послам Сципиона западню. Выделенные для сопровождения римской квинкверемы в Кастра Корнелию (Галаат эль-Андлес) две карфагенские триремы получили приказ довести «подопечных» только до устья Меджерды, где их уже поджидали другие три триремы, спрятанные в засаде с целью внезапного нападения. Этот план осуществился наполовину: большинство римских солдат, охранявших квинкверему, погибли в схватке, однако все три посланца Сципиона выбрались из битвы живыми и невредимыми.
Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений, что новый виток войны неизбежен. Готовясь выступить в поход, Сципион поручил оборону своего лагеря одному из благополучно вырвавшихся из Карфагена послов Л. Бебию Дивесу. Вскоре он уже встречал вернувшихся в Кастра Корнелию из Италии карфагенских «парламентеров», которых сопровождала римская охрана. Узнав о «приеме», который оказали посланцам Сципиона в Карфагене, пунийские дипломаты изрядно перетрусили, однако, как утверждает Полибий (XV, 4, 5-12), Сципион не собирался мстить этим людям за подлость соотечественников и велел препроводить их домой, не причинив им никакого вреда.
К сожалению, мы не располагаем точной хронологией действий Ганнибала в течение зимы 203/02 года, но логично предположить, что он полным ходом готовился к будущей схватке, так что известие о нарушении карфагенянами перемирия не застапо его врасплох. Он делал запасы хлеба, закупал лошадей, заключал союзы с вождями нумидийских племен. Так, ему удалось перетянуть на свою сторону ареакидов, о существовании которых мы и знаем только благодаря этому факту (Аппиан, «История Ливии», 33). Массильский вождь Мазетул, незадолго до этого поссорившийся с Масиниссой, увеличил войско Ганнибала еще на тысячу всадников. Напротив, упоминание Диодора (XXVII, 10) о помощи, с которой якобы явился к нему сын Сифакса Вермина, вызывает у нас серьезные сомнения. Как-то не верится, чтобы Ганнибал приказал казнить четыре тысячи всадников, прежде воевавших под началом Сифакса, а затем переметнувшихся к Масиниссе и, наконец, явившихся предложить свои услуги карфагенскому полководцу. Ганнибал слишком нуждался в союзниках, чтобы отталкивать от себя нумидийцев. Зато вполне достоверным выглядит сообщение Полибия (XV, 3, 5) о переговорах Ганнибала с родственником Сифакса, неким Тихеем, который предвидел, что в случае победы римлян Масинисса даст волю своим честолюбивым устремлениям, а потому охотно согласился вместе с двумя тысячами своих конников вступить в карфагенское войско.
Как только Сципион убедился, что перемирие нарушено, он отправил к Масиниссе гонцов, велев собирать как можно более многочисленное войско и не мешкая вести его в долину Меджерды. Тем временем сам он предпринял опустошительный рейд по всей области, в ту пору богатой и густонаселенной, грабя города и обращая их жителей в рабов (S. Lancel, 1992, pp. 290–291). Вскоре в Гадрумет, где стояла армия Ганнибала, прибыла целая депутация от карфагенского сената, умолявшая полководца положить конец разорению и поскорее разбить врага. Ганнибал довольно надменно отвечал, что и без советчиков знает, что ему следует делать; тем не менее несколько дней спустя он оставил Гадрумет и повел свое войско в район Замы.
О Заме Полибий (XV, 5, 3; то же повторяет Тит Ливий, XXX, 29, 2) сообщает лишь то, что располагалась она в пяти днях ходьбы от Карфагена, если двигаться к западу. Современные специалисты, долго колебавшиеся, которому из двух одноименных мест под названием Зама-Регия отдать предпочтение, пришли наконец к согласию и решили, что историческая битва состоялась близ города, впоследствии многократно упоминаемого в древнеримских источниках и служившего резиденцией нумидийским царям, чем, собственно, и объясняется вторая часть имени — Регия (Царская). Правда, до сих пор точно не установлено, где именно находился этот город. Имеется две версии. Согласно первой, древняя Зама — это нынешний Себа Бьяр, отстоящий на 17 километров от Мактара; согласно второй, более правдоподобной, это местечко под названием Джама, расположенное 30 километрами севернее. Не говоря уже о топонимии, возможно, хранящей следы древнего названия, здесь также обнаружено значительное количество старинных развалин (J. Desanges, 1980, pp. 322–323).
