Осознав это, она заторопила товарищей: быстрее, быстрее на север!
В их схватке сохранялось равновесие. Пони попыталась разжечь гнев, призывая на помощь воспоминания о разрушенном Дундалисе, о своих убитых родителях, об их захваченных дьявольскими силами телах, которые набросились на нее. На какое-то время это сработало, и ее тень стала сильнее, насыщеннее, заставив Маркворта отступить на шаг.
Но потом волной накатило отчаяние, страх за еще не родившегося ребенка; пришла ужасная мысль о том, что она лишила Элбрайна самого драгоценного на свете — его сына.
Пони попыталась сосредоточиться на страшных воспоминаниях снова, призвать на помощь утихшую было ярость, но было уже слишком поздно. Призрак Маркворта пошел в наступление; у Пони возникло впечатление, будто его тень обрела огромные крылья, похожие на крылья летучей мыши.
И вот она уже снова в своем теле, а вокруг горла все плотнее сжимаются призрачные руки, по которым струится ледяной холод, высасывающий из нее жизнь.
В глазах у Пони потемнело.
Маркворт решил, что одолел ее! Нет, сейчас он не будет ее убивать — потом, потом, и какое это будет наслаждение! — просто лишит возможности сопротивляться.
Он заставил Пони опуститься на колени. Она потянулась к своей шее руками, физическими, раздирая и царапая ее. Духовные безжизненно повисли по сторонам тени. Нет, ему не удержаться, понял отец-настоятель! Он уничтожит своего самого могущественного врага прямо сейчас, и это будет потрясающе.
Кровь заструилась по шее Пони, теперь она дышала тяжело, с хрипом.
Ах, это изумительно! Наивысший экстаз!
Внезапно Маркворт почувствовал чье-то чужое присутствие. Оглянулся по сторонам… Но нет, никого. И потом его охватила бешеная радость. Разглядев наконец заметно выступающий живот Пони, Маркворт понял, чье присутствие он ощущал. Вот где затаился этот маленький дух, этот дух-ребенок…
Тьма клубилась вокруг; казалось, Пони видит мир сквозь длинный, темный туннель. Она не могла дышать и даже не чувствовала собственных пальцев, царапающих шею, хотя умом отдавала себе отчет в том, что делает это. Но даже понимая, что физическому телу не под силу одолеть теневое воздействие, она не хотела сдаваться, не могла не уступить мощному инстинкту выживания, подталкивающему ее продолжать борьбу.
Внезапно хватка призрака ослабела, и Пони ощутила толчок в животе.
Ребенку угрожает опасность, поняла она! Это заставило ее собрать все остатки своей магической энергии в едином мощном броске. Отец-настоятель отлетел прочь.
Земля как будто бросилась ей навстречу, и вот уже Пони лежит на спине, полностью вымотанная, измученная, умирающая. А он снова стоит над ней, глядя сверху вниз.
Победитель.
Он потянулся вниз, как будто собираясь взять ее на руки.
Она не сопротивлялась.
Но потом земля угрожающе задрожала, и призрак Маркворта удивленно оглянулся.
— Проклятые эльфы! — донесся до Пони его крик, и тут же призрачная фигура начала таять.
И потом ее сознание окончательно заволокла тьма.
У госпожи Дасслеронд почти не осталось энергии, чтобы помочь смертельно раненной женщине; все силы королевы эльфов ушли на то, чтобы отшвырнуть дух Маркворта обратно в его физическое тело. Призвав на помощь магию изумруда, ей удалось застать его врасплох. Но до чего же он оказался силен!
Сейчас эльфы во главе с Белли'маром Джуравилем столпились вокруг Пони, пытаясь оказать ей помощь с использованием второго вида эльфийской магии — изготовленных из растений целебных мазей. Некоторые раны, вроде царапин на шее, легко поддавались лечению, но другие — раны души — были слишком глубоки. Когда госпожа Дасслеронд окликнула Джуравиля, чтобы узнать, как идут дела, он, несмотря на все усилия эльфов, вынужден был лишь покачать головой.
— Что с ребенком? — спросила его Дасслеронд.
Джуравиль пожал плечами; он и в самом деле не знал.
— Может, именно ребенок и убивает ее, — заметил он. — Может, у Джилсепони не хватает сил на двоих.
К ним подбежал один из эльфов и сообщил, что северные ворота Палмариса распахнуты настежь и оттуда выходит целая армия монахов и солдат.
Вот тогда-то госпожа Дасслеронд и поняла, что нужно делать.
ГЛАВА 31
СВЯЩЕННОЕ МЕСТО
— Ты сделаешь глупость, если вернешься обратно, — сказал кентавр Шамусу несколько часов спустя.
Все вместе они только что прискакали в лагерь, где мирно отдыхала Тиел'марави. Капитан упрямо твердил, что должен со своими людьми вернуться в Палмарис и открыто выступить против епископа Де'Уннеро в королевском суде.
— Не церковь правит в Хонсе-Бире, — повторял он, но…
В его голосе не чувствовалось былой уверенности. Этот человек и сам понимал, что его битва проиграна. Более того — все, на чем покоился его мир, зашаталось и готово было вот-вот рухнуть.
— Смотритель прав, — вмешался в разговор Элбрайн. — Нам не догнать Де'Уннеро до того, как он вернется в Палмарис, а оказавшись в городе, он сможет собрать вокруг себя слишком большие силы. Нам не одолеть его, по крайней мере там.
— Что же делать? — спросил Шамус. — Король должен узнать о том, что произошло.
— Разве не сам король назначил его епископом? — с кривой улыбкой сказал Смотритель.
— Он не знал… — начал было Шамус, но замолчал, огорченно покачивая головой.
С фактами не поспоришь.
— Возможно, король и в самом деле не знает всей правды об этом человеке, — заметил Элбрайн, стараясь успокоить друга. — И когда он ее узнает, не исключено, что мы сможем вернуться в Палмарис и отдать себя на милость открытого судебного разбирательства. Но до этого еще очень далеко!
— Значит, необходимо рассказать королю всю правду, — сказал Шамус.
— Для этого нужно сначала одолеть Де'Уннеро, — напомнил ему кентавр.
— Вовсе не обязательно, — покачал головой Элбрайн. — У нас есть человек, который именно это и собирается сделать. Хотя я не уверен, что король Дануб прислушается к ее словам. Для него гораздо комфортнее и проще действовать заодно с отцом-настоятелем.
— И?
— И значит, мы как были, так и останемся преступниками, — ответил Элбрайн. — Всю жизнь нам придется провести на севере, глубоко в лесах Тимберленда, сражаясь со всеми, кто придет по наши души от имени церкви или государства.
— Не слишком-то радужная перспектива, — вставил брат Браумин.
Однако огорченным он не выглядел; дело в том, что он и остальные монахи уже давно сделали те же самые выводы, что и Полуночник.
— А о каком человеке ты говорил? — спросил Шамус.
