Франция, ослабленная военным поражением и в отсутствие сильной центральной власти, пострадала невероятно. Поля пришли в запустение, фураж, предназначавшийся военным лошадям, пошел на корм сельскохозяйственным животным, обнищавшие рыцари занялись разбоем. Население сокращалось, уменьшился сбор налогов, деньги обесценились. Правительство и придворные бежали из Парижа. Филипп скитался у границ Нормандии вместе с немногочисленными чиновниками и слугами. Большинство французов расценили чуму как кару небесную; впрочем, винили и всякого рода колдунов. За богохульство отрезали языки; евреев, само собой, преследовали больше прежнего.
В Англии последствия были не такими страшными, но тем не менее очень серьезными. Уровень смертности был особенно высок среди священников, если те исполняли свой долг как следовало и находились в постоянном контакте с жертвами болезни: в епархиях Йорка и Линкольна умерло 44% от общего числа клириков, а в Эксетере, Винчестере и Или скончались 50% священников. Долгое время считали, что во время первой чумной эпидемии умерло около трети населения (к 1350 году чума добралась и до Шотландии); впрочем, некоторые современные историки полагают, что число жертв было намного больше. И все же в Англии бедствие было не столь ужасным, как во Франции; причиной тому более эффективное центральное правительство, контролировавшее всю страну, и популярный король в отличие от Франции, где управляли полуавтономные властители и непопулярный король. Первая эпидемия поразила в Англии главным образом бедных и недоедающих людей в отличие от знати, проживавшей в относительно более чистых районах. Их французским собратьям повезло меньше: скончались королева, а также герцогиня Нормандская и канцлер, много представителей аристократии
[51]. В связи с сокращением сельского населения английские крестьяне были уже не так крепко привязаны к своим хозяевам и могли требовать более высоких заработков. Вестминстер не пошел им навстречу и заявил, что крестьяне не могут получать больше того, что было у них до чумы, а тех землевладельцев, кто платил больше, штрафовали. (Французы исповедовали другую точку зрения: там рабочие не соглашались трудиться по старым расценкам.) Во Франции закон, порядок и правительство на некоторое время разладились, а в Англии власти не утратили контроль, несмотря на рост преступности и экономические проблемы. Недавние раскопки в так называемом чумном могильнике в Ист-Смитфилде (Лондон) показали, что в те времена, в отличие от концлагеря Бельзен, покойников не сбрасывали в яму навалом, а погребали аккуратными рядами, каждое тело пусть и не в гробу, но в свою могилу.
Ни одна сторона не затевала широкомасштабной операции, тем не менее война все еще тлела. В 1349 году была попытка подкупить в Кале генуэзского командира наемников: хотели, чтобы ночью 31 декабря он оставил городские ворота открытыми, опустил подъемный мост и позволил французскому отряду отвоевать город. Командир взял деньги, согласился на предательство, но тут же послал галеру к королю Эдуарду с сообщением о подкупе. Король примчался во Францию вместе со слугами и лучниками и устроил налетчикам ловушку в тот момент, когда те подбирались к воротам. Деньги генуэзец оставил себе. После смерти Иоанна Плантагенета Кастилия разорвала альянс с Англией. Кастильский флот вышел в Канал: должно быть, кастильцы намеревались помешать английской торговле с Бордо или не пустить в Кале английские продовольственные конвои, а может, то и другое. Английская разведка дала предупреждение, и 29 августа 1350 года произошло морское сражение в районе Уинчелси. Английский флот во главе с королем Эдуардом, взявшим с собой сыновей – принца Уэльского и десятилетнего Джона Гонта, – одержал великую победу над флотилией меньшего размера, но состоявшей из более крупных (а потому трудных для атаки) испанских кораблей. Эдуарду было тридцать семь лет, и в этом сражении он в последний раз участвовал в рукопашном бою, хотя его авторитет был так велик, что он вполне мог бы этого не делать.
Тогда же, в августе 1350 года, кода Франция оправлялась от чумы, умер Филипп VI. Наследовал Филиппу Иоанн II, которому исполнился 31 год. Французской истории он известен как Иоанн Добрый. Любители мифов рассказывали о невероятной личной храбрости короля и о любви к турнирам, игнорируя то, что на самом деле человеком он был порочным, непоследовательным, несправедливым, некомпетентным в военном деле и попросту глупым. По описаниям, он был красив, имел прекрасную рыжую бороду, однако, если судить по портрету в Лувре, это неухоженная щетина. Иоанн тоже основал рыцарский орден – Звезды. Члены этого ордена давали клятву не покидать поле боя живыми, что в значительной степени и объясняет, почему он более не существует. Особенно возмутило англичан, усилило антипатию к папству и нашло выход в Реформации то, что на коронацию Иоанна II папа назначил двенадцать кардиналов, причем восемь из них были французы, трое – испанцы и один итальянец (то есть ни одного англичанина).
Немедленно возобновить войну Иоанн был не в состоянии, хотя и начал собирать средства путем взимания больших налогов и обесценивания валюты. С этой целью он чеканил больше денег, уменьшив в монетах содержание серебра. Несмотря на заключенное в Кале перемирие, перестрелки в Аквитании и Бретани не прекращались. 20 июля 1350 года великому сэру Томасу Дагворту устроили в Бретани засаду, и хотя он яростно сражался, все же в конце концов был убит. На следующий год Генри Ланкастер совершил короткое и разорительное шевоше по Артуа и Пикардии. В Бретани произошел, возможно, один из последних рыцарских поединков – битва Тридцати. Французский отряд под командованием Жана де Бомануара вылетел из замка Жослен и, проскакав восемь миль, оказался возле стен замка Плоэрмель. Осада не состоялась. Командующий английским гарнизоном Роберт Бембро согласился на рыцарский поединок: по тридцать человек с каждой стороны должны были пешими сразиться друг с другом. Договорились о правилах боя и об оружии, условились и о том, когда и где можно отдохнуть и перевязать раны, назначили место встречи – на равном расстоянии от своих замков. Поединок состоялся 13 мая 1351 года; англичане проиграли, однако обвинили французов в нарушении правил.
Преемником Дагворта в Бретани стал сэр Уолтер Бентли, суровый профессиональный вояка из Стаффордшира. Происходил он из семьи, в прошлом часто находившейся в оппозиции к королю. Эдуард III не проявлял злопамятности по отношению к бывшим оппозиционерам, если те становились ему полезны и были готовы хранить верность. Он не верил в то, что грехи отцов передаются по наследству детям, и это подтверждается тем, что среди его старших командиров были Хью Диспенсер и Роджер Мортимер, сыновья казненных по приказу короля.
14 августа 1352 года с отрядом, состоявшим примерно из двухсот конников и трехсот лучников, Бентли одолел более крупное французское войско в Мороне, на полпути между Ренном и Плоэрмелем. В соответствии с английской тактической доктриной, Бентли расположил своих людей на склоне – спешенные конники в центре, лучники на флангах. После Креси французы кое-чему научились: их командир Ги де Нель приказал большинству своих людей спешиться, а нескольким сотням всадников – спуститься вниз, к английским лучникам. Если бы их атака была хорошо скоординирована, такая тактика могла бы сработать. Французским всадникам удалось рассеять английских лучников, но, вместо того чтобы развернуться и атаковать англичан с тыла, они принялись грабить конвой Бентли. На левом фланге англичане отразили атаку конницы, но не смогли, как обычно, обрушить град стрел на подступающую французскую пехоту. Взбиравшиеся на отвесный склон, утомленные жарой и весом доспехов, французы не были готовы к рукопашной схватке, и английские воины сбросили их с холма. Хронисты, как всегда, либо завысили, либо приуменьшили людские потери. Согласно Джеффри ле Бейкеру, французы потеряли десять сеньоров, шестьсот сорок рыцарей, пятьсот оруженосцев и «простого народу без числа», а кроме того, пленными сто сорок рыцарей. Настоящая цифра, возможно, около двухсот французов (многие из них рыцари Звезды); что до пленных, то данные, похоже, верны. Об английских потерях не упоминает ни один источник. Ле Бейкер свидетельствует, что Бентли велел казнить на месте двенадцать лучников, разбежавшихся в момент атаки французских кавалеристов, но это кажется совершенно невероятным; впрочем, не исключено, что в назидание другим он казнил одного из командиров ополченцев.
