— Вы его не распечатали? — удивился новый настоятель.
— Нам запретили это делать, — объяснил Прессо. — Корабль даже не пристал к берегу. Они пустили стрелу из лука, прицепив к ней свиток.
Эти слова заставили Хейни и Делмана несколько настороженно переглянуться.
— Благодарю вас, командор Прессо, за точное выполнение довольно странного распоряжения.
— А теперь я хочу попросить вас открыть этот свиток в моем присутствии, — сказал Прессо, удивив настоятеля.
Хейни и Делман снова переглянулись, затем с удивлением посмотрели на командора.
— Друзья, меня не меньше вашего встревожил столь необычный способ передачи этого послания, — сказал Прессо, стараясь говорить как можно спокойнее. — Прошу вас, разверните свиток. Даю вам слово: я отойду к стене. Но если речь там идет о чем-то таком, что касается Пирет Вангарда или принца Мидалиса, вы должны сразу же сказать мне об этом.
Предложение было вполне честным. Командор отошел, а настоятель Хейни вместе с братом Делманом склонились над столом и сломали печать.
— А вдруг там указ о продвижении тебя на ступень магистра? — с улыбкой предположил Хейни, обращаясь к своему другу и ближайшему советнику.
Делман тоже улыбнулся. Однако, когда Хейни развернул пергамент, улыбки у них пропали, а лица стали совсем хмурыми.
— Значит, новости печальные, — заключил командор Прессо, увидев, как помрачнели лица монахов.
Настоятель Хейни дрожащей рукой подал ему пергамент. Прессо подумал было, что это известие о кончине их дорогого друга Агронгерра.
Когда командор прочитал сообщение и узнал об угрозе розовой чумы, то подумал, что ему было бы гораздо легче принять весть о кончине прежнего настоятеля Сент-Бельфура.
— Я уверен, что вы с должной осторожностью отнесетесь к полученному известию, — сказал ему брат Делман.
Делман недовольно посмотрел на Хейни. Видимо, он считал, что не следовало разрешать командору читать послание.
— Если мы поспешим обнародовать столь трагическую новость, она может вызвать панику, — добавил Делман.
— Разумеется, право знать о розовой чуме принадлежит лишь королевской армии и членам церкви, — с плохо скрываемым сарказмом произнес командор.
— Я так не говорил.
— Но разве ты не это имел в виду?
— Оставьте споры, — прервал их Хейни. — А вас, командор Прессо, я прошу безотлагательно известить принца Мидалиса. Если он захочет встретиться с нами, чтобы обсудить, как нам быть с обнародованием этого тяжкого известия, я… мы, — добавил он, взглянув на Делмана, — готовы в любое время.
Прессо кивнул, слегка поклонился и уже намеревался уйти, но задержался и обратился к Делману:
— Прости меня, брат, — искренне сказал командор. — Я не сдержался и нагрубил тебе, поскольку это неожиданное и трагические известие сильно подействовало на меня.
— И вы меня простите, — сказал Делман и вежливо поклонился.
Принц Мидалис в тот же вечер встретился с настоятелем Хейни, но прежде он объявил о полной изоляции Пирет Вангарда. Отныне чужим кораблям не разрешалось останавливаться и разгружаться даже у отдаленного причала.
Настоятель Хейни согласился с этими мерами предосторожности. На следующее утро они с принцем сообщили жителям Вангарда трагическую новость. Мидалис отправил гонцов на север, чтобы предупредить альпинадорцев о грозящей беде. После этого самая дальняя провинция Хонсе-Бира закрыла свои границы.
Вангард, всегда славившийся своими традициями дружбы и гостеприимства, на неопределенное время стал закрытой зоной.
Когда светило солнце, колеса телеги вязли в глинистых колеях дороги. Когда солнца не было, они скользили по льду. Грейстоун с готовностью позволил себя запрячь, понимая, насколько сейчас тяжело его хозяйке.
Пони уговаривала коня двигаться побыстрее, хотя при необходимости выбирать ровную дорогу это было нелегко. В телеге, укутанная в несколько теплых одеял, стонала и кашляла Колин Килрони.
Пони тяжело было слышать эти тягостные звуки, поэтому она целиком сосредоточилась на дороге и думала о Палмарисе и Сент-Прешес. Монастырь был единственным местом, где она могла рассчитывать хоть на какую-то помощь смертельно больной подруге.
Она взглянула на запад, где на горизонте висели тяжелые облака, предвещавшие снег. Разумно ли она поступила, выехав из Кертинеллы? Если бы Пони путешествовала верхом на Грейстоуне, ее бы мало волновали превратности погоды. Но как быть с Колин, если снегопад заставит их остановиться? Едва ли больная выдержит сырую и холодную ночь в лесу.
Пони ехала не останавливаясь. Низкое солнце уже начало клониться к закату. Пони пожалела, что у нее нет с собой алмаза. Тогда можно было бы ехать всю ночь.
Вскоре пошел снег. Вдоль дороги засвистел холодный, очень холодный ветер. Пони вновь вспомнила об алмазе. Помимо света этот камень был способен давать мягкое тепло.
Пони зажгла факел и поехала дальше, пытаясь одолеть бурю и добраться до более теплых мест. Правда, там вместо снега может идти дождь, но дождь сейчас представлялся Пони меньшим злом.
Однако снег продолжал падать. Мокрый, он падал на телегу и налипал на колеса. Снег засыпал дорогу, скрывая лед и делая их продвижение во тьме еще труднее и опаснее.
Только не останавливаться, — твердила себе Пони. До Палмариса оставалось примерно семьдесят миль. Это единственный шанс для Колин. Ласково, но твердо Пони убеждала выносливого Грейстоуна двигаться дальше.
Тьма сгущалась, а снег по-прежнему падал, устилая дорогу и замедляя ход коня. Белая грива несчастного Грейстоуна стала мохнатой от снега. Только не останавливаться! Вместе с тем Пони сознавала, что силы Грейстоуна не беспредельны и, если она будет понукать его и дальше, конь может не выдержать и пасть замертво. Придется все-таки остановиться.
Пони съехала на обочину и посветила факелом, оглядывая Колин. Она плотно подоткнула одеяла, затем распрягла Грейстоуна, давая коню остыть и отдохнуть. При этом Пони не переставая пыталась найти ответ на главный вопрос: как побыстрее добраться до Палмариса? Как ей спасти Колин?
Камень души казался ей сейчас единственным ответом. Возможно, Пони смогла бы поискать помощи где-нибудь в близлежащих деревнях. Если все честно рассказать местным жителям, они наверняка чем-нибудь помогли бы. Возможно, одолжили бы свою лошадь, хотя Пони и думать не хотела, чтобы расстаться со своим великолепным Грейстоуном.
Пони вернулась к телеге, решив, что камень души — единственное ее спасение. Она достала гематит и немедленно вошла в камень, освободившись с его помощью от оков тела. На мгновение Пони вспомнила о маленьких демонах розовой чумы, обитавших в теле Колин, и мысль об этом заметно убавила ее силы. Перестав думать о чуме, Пони продолжала сосредоточенно искать ответ.
