Очередная волна омывает мое лицо, одежда намокла, но мне стало легче. Я поднимаю глаза к небу и обращаюсь к Творцу. Тот монах был прав. И прекрасная богиня тоже. Не мне решать, когда покинуть этот мир. Все лишь по воле Его. И моя жизнь, и эти волны, и даже моя магия. Отчего-то я шепчу не древние заклинания, призывающие стихии. И не эльфийское заклятие, дающее освобождение от страданий. Но я произношу слова знакомой с детства молитвы:
– Pater noster, qui es in caelis;
sanctificetur nomen tuum;
adveniat regnum tuum;
fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra…
[14]
Обессилев, падаю на мокрый песок, но крепкие руки тут же подхватывают меня. Мордред целует соленые от слез и моря глаза:
– Ты устала, моя Гвен. Пойдем домой.
Я согласно киваю, обнимая его за шею. Веки вновь наливаются свинцом, а я не могу сопротивляться и проваливаюсь в сон, встречаясь с темнотой.
Знакомый голос властно произносит:
– Тебе надо пить. Давай.
Я приподнимаю голову и тянусь губами к кружке. Делаю глоток, и горячий напиток обжигает горло. Встречаюсь взглядом с королевой Моргаузой. От ее улыбки по телу проходит дрожь. Понимаю, что она не успокоится, пока не отомстит мне.
– Чем ты меня опоила? – я уже несколько дней не могу выбраться из тягучего мрака. Моя магия пропала, но я в состоянии почувствовать колдовство.
Она смеется мне в лицо, садится на край постели и проводит холодной узкой ладонью по моей щеке.
– Бедняжка Гвен, ты так слаба. И стихии тебе неподвластны.
– Я умру? – лучше знать правду и сразу принять яд, чем пить свою смерть по капле.
– Зачем? – ее ногти царапают мне лицо. – Мне не нужна твоя смерть. Пока не нужна.
– Что ты задумала? – пытаюсь прочитать ее мысли, но не могу.
– Ничего. Я всего лишь мать, которая желает счастья своему сыну, – притворно вздыхает ведьма, поднимается с постели и подходит к окну.
Я приподнимаюсь на локтях и слежу за каждым ее движением:
– Я не верю тебе. Скажи мне правду. Что ты сделала с моей магией?
Моргауза отворачивается от меня и смотрит в окно, ее черные волосы крупными волнами ложатся на спину, словно змеи обвивают стройный стан.
– К сожалению, я не смогу лишить тебя магии навечно, – различаю раздражение в ее голосе. – Хотела бы, но не могу. Но на какое-то время ты будешь простой смертной – жалкой, слабой, уязвимой. А время – это все, что мне нужно.
Я повторяю свой вопрос:
– Что ты задумала?
Не могу понять, зачем я ей. Она ненавидит меня. Да и Мордреда не жалует. Так зачем помогает сыну?
Будто читая мои мысли, Моргазуза молвит:
– Мне все равно, что будет с тобой. И с Мордредом. Он предал меня, когда присягнул тебе на верность. Но Черное Царство по праву мое. Я должна была стать королевой Дал Риады. Я, а не ты.
Ее голос переходит на крик, она поворачивается и впивается в меня цепким взглядом. Губы дрожат, ее магия клубится дымкой, обволакивая тело серой вуалью. Королева гневается, черты лица искажены.
– Почему ты думаешь, что Дал Риада твоя? – удивляюсь ее признаниям.
Моргауза шипит:
– Потому что он обещал жениться на мне, когда сделал своей. Мне не было и пятнадцати. Но я была готова на все. На все ради него.
– Кто? Артур? – вспоминаю, что она старше брата лет на пять, и удивляюсь.
– Артур? – Она смеется мне в лицо и вновь подходит ближе. – Ты глупа, маленькая эльфийская выскочка. Зачем мне брат? Я говорю про Ютэра. Когда мать умерла, он говорил, что я похожа на нее. И что буду его следующей королевой. И я верила ему. Шло время, он менял девок, уходил в походы, а я все ждала.
– И тогда ты решила совратить Артура? И понесла от него? А Ютэр все узнал и выгнал тебя, – я помню, что рассказал мне Мирдин.
Ютэр был жесток и похотлив, а Моргауза… Мне было жаль юную девочку, которая поверила в глупые обещания. Но сейчас передо мной обозленная опасная женщина. Ее разум болен. И имя той болезни – месть.
– Да при чем здесь Артур! Или ты полагаешь, что Мордред – сын Артура? – она склоняется к моему лицу. – Я не сплю с мальчишками, когда рядом есть настоящие мужчины. Мордред – законный наследник Ютэра. И возможно, не Артур, а мой сын и есть Избранный Король?
Я вижу презрение в ее глазах. И боль. Королева шипит:
– Этот безумец Мирдин наверняка тебе рассказал о древнем проклятии. О том, что сын Ютэра станет великим правителем. И никто никогда не вспомнит о Черном Короле, будет лишь истинный король Дал Риады, признанный богами. Для Ютэра это было подобно удару кинжала в сердце. Он король, который держал в страхе страны и правителей, который наводил ужас на детей, кто создал непобедимую армию. И, согласно древним пророчествам, он должен исчезнуть, словно пыль. Ютэр не мог с этим смириться.
– Но Мирдин знал, что Артур – сын Ютэра. И про Мордреда должен был знать, – произношу вслух свою догадку.
– Маг знал, поэтому и упрятал брата подальше от короля – в семью Кая. Моя мать позволила забрать Артура, потому что Ютэр мог убить его. Когда я поняла, что жду своего первенца от Ютэра, то сперва решила бежать. Но куда бы я спряталась от Ужасного Короля? Поэтому мне пришлось делить ложе с рыцарями. Возможно, я должна была выбрать кого-то одного, но, знаешь, мне понравилось разнообразие.
Она резко отворачивается и подходит к двери.
– Да, какая теперь разница, мужчин было много. И я добилась своей цели – Ютэр поверил, что Мордред не его сын. Да и Мирдин убедил его в этом – маг сделал ставку на Артура. И король больше не делил со мной ложе. Он подыскал мне удачную партию, чтобы скрыть позор.
– И что не так? Он выдал тебя замуж за Лота, и ты стала королевой. У тебя любящий муж, сыновья, – удивляюсь я.
Не могу понять эту женщину. У нее есть все – и любовь, и корона. Но когда она оборачивается ко мне, я вижу полные муки глаза.
– Он обещал, что я стану его королевой, – произносит она. – Но Мордред все испортил, когда решил появиться на свет. Иногда я думаю, что лучше бы я все рассказала Ютэру, и тот бы убил мальчишку. Но потом вспоминаю слова матери, что король был готов убить и ее. Ютэр душил мою мать и кричал, что лучше бы она ошиблась. Она так и сделала. Ей повезло, что в тот год она была замужем за нашим отцом. Но природу не обманешь. Когда Артур возмужал, многие стали сравнивать его с королем. Да и Ютэр в последние годы недаром стал посылать рыцаря в самое пекло сражений.
Она еще что-то хочет сказать, но поджимает губы. Вероятно, уже жалеет о том, что сделала слишком много признаний. А я сожалею о том, что выслушала ее исповедь.
