— Да, — поклонился Маттарей. — Какой стыд, мой лорд, что приходится делать все так поспешно. Мы не понесли бы страданий и потерь, если бы нам предоставили больше времени на завершение кодирования.
Трайс кивнул.
«И снова, — подумал он, — поспешность Диадоха. Чистота моего плана расстраивается его требованиями».
В этом и таилось ядро его отчаяния. Было время, когда схема Трайса стремительно развивалась и находилась уже в стадии реализации, когда не было никакого Диадоха. Пять лет назад. Неужели это было всего пять лет назад? Всего пятью годами раньше сложная, тайная сеть информаторов и помощников Трайса вывела его на изуродованного мужчину, и так, почти случайно, начались их отношения. Блестящий интеллект и невероятные таланты этого человека были слишком нужны Жадеру, чтобы отказываться от его помощи. План тут же сделал квантовый прыжок вперед, приобретя грандиозные и величественные масштабы, о которых Трайс раньше мог разве что только мечтать.
Так он и стал главным управляющим, а изуродованный человек превратился в Оску Людольфа Баразана, лорда-губернатора субсектора, и вместе, силой труда, гениальности и обмана, они проложили путь по сверкающей лестнице судьбы к этому дню всех дней…
— Главный управляющий? — сказал Ревок. — Рассвет.
Трайс словно очнулся. Солнце уже всходило, а дел было еще так много.
— Совет офицеров ждет вас в восточном крыле, — напомнил ему Торос.
— Уже иду, — сказал Трайс и кивнул перфектам. — Ваш труд изумляет и восхищает меня. Диадох благодарит вас за самоотверженность.
Перфекты поклонились.
Выходя из зала, Трайс посмотрел на Ревока:
— Говоришь, уже рассвет? Переводи министерство в степень готовности «гамма».
Торос достал мобильный вокс.
— Ревок на связи. Уровень «гамма». Повторяю, уровень «гамма».
— Эй, куда это вы направились? — сказала Кара.
— На утренний молебен, — ответил Белкнап, надевая пальто. — Разве вы не слышали колокола?
— Да, они меня и разбудили, — зевнула она.
— Почему бы вам не пойти со мной?
Кара покачала головой.
— Нам с Плайтон надо поговорить с инквизитором за завтраком, — сказала она. — А вам действительно надо уходить?
— Да, — очень жестко ответил Белкнап.
— Ох. Похоже, вы очень… набожный человек, доктор?
— Думаю, так и есть. Что-то не так?
Свол пожала плечами. Они стояли в дверях гаража. Все остальные спали, если не считать Карла, возившегося с когитатором Белкнапа. На улицах, наконец, воцарилась тишина. Пустые улицы усеивал мусор, разбросанный минувшей буйной ночью. Немногочисленные хмурые люди спешили на работу.
— Моя вера отталкивает вас? — спросил Белкнап.
— Отталкивает меня от чего, доктор? — спросила она.
Он покраснел.
— Я хотел сказать… как пациенту, вам, может быть, неприятно разговаривать со мной о вере, пока я осматриваю вас. Иногда такое бывает, и я стараюсь сдерживаться. Все-таки моя работа — лечить, а не нести благую весть. Духовным здоровьем должны заниматься другие.
— Меня это не беспокоит, — сказала Кара.
— Но я почти настаивал, чтобы вы посетили храм…
— И, кажется, ваш совет оказался полезным, — усмехнулась она.
Доктор нахмурился, но не от обиды.
— Я не совсем об этом. Юношей я и сам был не особенно религиозным человеком. Но то, что мне пришлось повидать на службе, а потом и здесь…
— Патрик?
Он покачал головой:
— Прости. Просто мне. Кара, кажется, что тьма повсюду. В этой нашей горделивой, всемогущей Галактике царят войны, коррупция и бесчестье. Я не могу с этим смириться. Не до тех пор, пока продолжаю верить. Я верю в возможность абсолютно праведного существования человечества. И только это позволяет мне сохранять рассудок. И я действительно полагаю, что и качество, и осмысленность всей вашей оставшейся жизни значительно возрастет, если вы распахнете объятия Богу-Императору.
— Я распахнула их, Патрик. Только не тем способом, каким это сделали вы. Доктор, вы пытаетесь спасти меня?
— Думаю, что да, — улыбнулся он. — Во всех смыслах этого слова.
— Тогда должна поблагодарить вас. Но прошу простить меня за то, что я пойду к спасению своим путем. Времени осталось немного, а мне надо еще кое-чему распахнуть объятия.
На его лице проступило удивленное выражение. Кара шагнула ближе.
— Чему, например? — спросил он с напряжением в голосе.
Кара встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Поцелуй продолжался несколько восхитительных моментов. А потом доктор отстранился.
— Не надо.
— Почему? — прошептала она.
— Потому… Потому, что я слишком этого хочу. Мне хочется прикасаться к тебе.
— Ты уже тронул меня.
— Да, как врач.
— Я не об этом.
Белкнап улыбнулся и потупил взгляд. Затем прочистил горло.
— Не могу, Кара. Если я обниму тебя, то уже не смогу остановиться. — Он застегнул плащ и направился к двери. — Буду через час.
— Патрик?
— Да?
— Ты не мог бы помолиться за упокой души моего друга Зэфа?
— Конечно. — Белкнап вышел и закрыл за собой дверь.
— Мамзель Свол?
Кара оглянулась. Позади стояла Плайтон.
— Вы в порядке? — спросила Мауд.
Кара вытерла глаза.
— Да. Все в порядке.
— Хорошо. Инквизитор зовет нас.
Глава тридцать третья
Плайтон застенчиво прокашлялась.
— Не знаю, как у вас это принято. В смысле — в Инквизиции.
— Ведите себя так, как привыкли, младший маршал, — сказал я.
Она кивнула и снова прокашлялась.
— Утром того дня, когда в дипломатическом дворце была вся эта шумиха, я получила вызов в старую ризницу, примыкающую к великому темплуму в блоке А. Там шли реставрационные работы, и один из художников кое-что нашел.
— Кое-что?
Плайтон стиснула зубы и втянула воздух.
— Да. Он нашел ложный потолок. Здание очень старое, это одно из первых строений улья. Настоящий его свод оказался спрятан под поздней достройкой.
— Внешний облик храмов постоянно изменяется, — сказал Карл, делая глоток горячего кофеина из стаканчика, принесенного Нейлом от уличного торговца.
— Конечно, — сказала Плайтон. — Но его специально прятали. Впрочем, это не имеет значения. Художник-реставратор довел эту информацию до сведения священнослужителя, курировавшего работы, архидьякона Ольсмана. Во время осмотра истинного свода, архидьякон или совершил самоубийство, или же был убит неизвестным или неизвестными.
