– Не понимаю, о чем вы, – ответил он с ирландским акцентом.
– Спускаю курок через две секунды, – предупредил я.
Тут парень, кажется, понял.
– Четыре.
– Клири!
– Умница!
Теперь гудели обе машины и фургон.
– Патрик Клири, – уточнил он.
– Кто же такой этот дядюшка Патрик и почему ты на него работаешь?
Он снова покосился на мой «ствол». Вид у «Беретты-93К» в самом деле не слишком приятный, особенно со стороны дула.
– Я не знаю, кто он такой. Просто познакомился в пабе с одним парнем, и он предложил мне подработать.
Никогда не думали о том, как славно живется ребятам из криминального мира? День-деньской (если не считать выходных на Коста-Брава) только и делают, что подбирают на улице потерянные вещи, а вечер за вечером получают на руки крупные суммы за небольшую подработку для каких-то парней, с которыми только что познакомились в пабе.
– Не пудри мне мозги. Кто он?
– Не знаю, правда!
– Как называется паб?
– «Колокольный звон» в Хайгейте.
– Кто такой Патрик Клири?
Теперь загудела и машина позади нас.
– Не знаю, сказал же вам!
– Как зовут парня, с которым ты познакомился в пабе?
– Мик.
– Как он выглядит?
– Рыжий коротышка.
– Улыбочку!
– Что?
– Улыбайся, тебя снимают!
Я направил на него свои наручные часы и нажал маленькую, едва заметную кнопку рядом с заводной головкой. Раздался резкий щелчок и еле слышное жужжание. Какофония гудков раздавалась уже повсюду – и спереди, и сзади.
– Как фамилия Мика?
– Не знаю. Он не говорил.
– И что ты должен был делать?
– Следить за вами. Смотреть, куда вы поедете.
– А дальше?
– Всё.
– И сообщить ему. Как?
– Он сказал, что сам со мной свяжется.
– Как тебя зовут?
– Джон. Джон Макилайни.
– Откуда ты, Джон?
– Я живу в Лондоне.
– Покажи водительское удостоверение.
Он вытащил удостоверение: я прочел на нем имя и адрес в Килбурне, на севере Лондона, и сфотографировал. Спереди и сзади нам отчаянно гудели.
– И давно ты за мной следишь, Джон?
– Сегодня первый раз.
– Долго ждал?
– Начал только сегодня. Он сообщил, что вы иногда долго не появляетесь.
– Кто сообщил?
– Мик.
– Как фамилия Мика?
– Не знаю, сказал же вам!
Я вытащил блокнот и извлек из-под задней его обложки пластиковую карточку в чехле.
– Положи руки сюда, – приказал я. Он так и сделал. – Надави. – Трясясь как лист, парень оставил мне свои отпечатки пальцев. – Теперь большие пальцы. так, молодец.
Я убрал карточку в блокнот, а блокнот сунул в карман.
– Может, хочешь еще в чем-нибудь признаться мне, Джон?
Он ошарашенно на меня посмотрел и покачал головой.
– Ладно, тогда я пошел.
С этими словами я выключил ему зажигание, вытащил ключи, сунул к себе в карман и пошел назад, к своей машине.
Водитель фургона совсем потерял терпение: высунулся из окошка, красный как рак, и разорялся в мой адрес, высказывая довольно-таки банальные предположения о том, что и как можно сделать со мной в постели.
– Если это все, что ты умеешь, – заметил я, появляясь возле своей машины, – то твоим половым партнерам я не завидую!
Он выскочил из кабины и бросился ко мне. Тут, к счастью, вновь загорелся зеленый свет, и я рванул вперед, оставив его бессильно грозить мне кулаком посреди дороги. О нем я тут же забыл – и сосредоточился на Джоне Макилайни.
Скорее всего, парень сказал правду. Он говорит с ирландским акцентом; Килбурн – ирландская колония в Лондоне. Так что, похоже, в этой мутной истории замешаны не только русские, арабы и негры, но еще и ИРА. Убить меня не удалось; теперь, судя по всему, они просто следят за мной, пытаясь что-то понять по моим передвижениям. В первый раз я увидел их вчера вечером на «Марине»; сегодня второй раз. Следили ли они за мной на прошлой неделе? Пожалуй, нет. Я бы заметил. Да, скорее всего, просто не могли меня найти. Отправной точкой для них было мое рабочее место в «Портико», и следили они за ним. Всю прошлую неделю я провел в Управлении по атомной энергетике, о чем они, очевидно, не знали. И слава богу. Если б начали следить за мной от Управления, это означало бы, что я раскрыт – и вообще все раскрыто. Вчера я впервые после той шумной поездки на такси явился в здание на Карлтон-Хаус-террас – и в первый раз обнаружил за собой «хвост». Я ощутил большое облегчение: раз так, значит, они не представляют, как далеко мы продвинулись и что нам известно.
* * *
Тзенонг вышел на улицу раньше, чем я ожидал. На нем была желтая непромокаемая штормовка, в руках – красно-белый нейлоновый рюкзак, который он на ходу пристраивал на плечо. Парень перебежал под проливным дождем двор, нырнул через задние ворота на Магдален-стрит и исчез из виду. Хотел бы я за ним проследить, чтобы понять, куда он идет и надолго ли, однако побоялся терять драгоценное время и направился прямиком к нему в комнату.
Замок у него на двери был древний, открывался снаружи одним движением пальца. Войдя, я заперся и закрепил замок, чтобы, если Тзенонг вернется раньше времени, он не смог войти.
Комната была самая обычная для оксфордского студенческого общежития. Очень маленькая – судя по всему, собственных средств у Тзенонга было немного. Стояли здесь старый зеленый шкафчик для документов, книжный шкаф, полный книг, потрепанное жизнью кресло, небольшой современный письменный стол и деревянный стул перед ним, кофейный столик, древний гардероб, кровать с комковатым матрасом и дешевый обогреватель. Окно, выходящее на Магдален-стрит, не слишком-то защищало от уличного шума.
От других студенческих комнатушек эту комнату отличала безликость. Здесь совсем не было личных вещей: ни фотографий, ни картин на стенах, ни украшений или безделушек – только книги, книги, стопки книг по ядерной физике и атомной энергии.
Начал я со стола. В первом ящике обнаружилась стопка счетов, приглашение на дискуссию об атомной энергии, организованную Оксфордским студенческим союзом, и пакетик фишермановских леденцов от кашля. Во втором я нашел две телеграммы, обе датированные одним днем: десятого августа. В первой, отправленной из Отджосунду, Намибия, говорилось: «Папа скончаться вчера утро тчк Теперь ему мир и покой тчк Люблю тебя сын тчк Мама». Вторая, отправленная из Марзука, Ливия, гласила: «Все решено тчк Будем на связи тчк Лукас».
