– И отсюда появление Бена Тзенонга под прикрытием изучения ядерной физики. Студенту, которого никто ни в чем не подозревает, легко попасть на атомные станции!
– Несомненно, – подтвердил Артур.
Я ненадолго задумался.
– Если мы правы насчет Тзенонга, то он сейчас наша главная надежда. Но если Тзенонг хоть на секунду заподозрит, что мы идем по его следу, то быстро заведет нас в тупик. Его обеспечивает, очевидно, целая команда сообщников – и из них мы не знаем никого, кроме Уэлли и человека по фамилии Клири, которого, возможно, и не существует. Скорее всего, они работают в области атомной энергетики – где угодно, на любом уровне. Если мы начнем задавать вопросы о том, на каких станциях бывал Тзенонг, информация может дойти до него самого. Телефона у Тзенонга нет, прослушивать нечего. Конечно, мы установим за ним круглосуточное наблюдение и спрячем камеры в его комнате, однако придется держаться на расстоянии и действовать очень осторожно. Рисковать нельзя.
Артур кивнул:
– Кому-то придется слетать в Африку и побеседовать с парой-тройкой намибийцев.
– Пожалуй, я знаю кое-кого, что мог бы меня кое с кем там познакомить, – заметил я.
– Случайно, не одна милая леди? – улыбнулся он.
– Возможно. – Я улыбнулся в ответ.
– Что ж, почему бы и нет? – заметил Артур. – По крайней мере, там сейчас тепло.
Глава 18
Насчет погоды Артур не ошибся: в Намибии стояла жара. В раскаленном такси по дороге из аэропорта в Виндхук я чуть не сварился. Ничего удивительного: в стране, расположенной на тропике Козерога и зажатой между двумя пустынями, не может быть не жарко.
Намибия, или Юго-Западная Африка, по площади равняется Англии и Франции, вместе взятым, а население ее составляет от девятисот тысяч до полутора миллионов человек – в зависимости от того, кого вы спрашиваете. На севере, востоке и юге она окружена Анголой, Замбией, Ботсваной и Южной Африкой, а на западе – восьмьюстами милями скалистых берегов, рифов, песков и скрытых в песках алмазов.
Как и множество других стран на земном шаре, Намибия столетиями благополучно жила-поживала без помощи белого человека. В конце XIX века сюда явились белые, причем не мудрые волхвы с ладаном и смирной, а усталые, потные и на редкость вонючие буры. В 1885 году по Берлинскому договору Юго-Западная Африка досталась Германии и перешла под управление первого губернатора, некоего Хайнриха Геринга. За следующие двадцать пять лет Геринг успешно вырезал семьдесят пять процентов коренного населения, а также произвел на свет сына Германа, унаследовавшего отцовский талант к геноциду, что тот блистательно доказал несколькими десятилетиями позже в правительстве Гитлера.
В 1915 году контроль над этой территорией перешел к Южной Африке, а в конце Первой мировой войны Юго-Западная Африка была официально объявлена южноафриканским протекторатом. Таким положением дел значительное число намибийцев с тех пор недовольно и пытается его изменить.
Все это и многое другое я выслушал перед отлетом от Роджера Брендивайна, эксперта Министерства иностранных дел по намибийским делам, и вспоминал, спускаясь с трапа. Солнце здесь слепило так, что в первые несколько мгновений я ничего не мог разглядеть и шел, ориентируясь на широкую спину пассажира передо мной, в штанах цвета хаки, просторной рубахе, разрисованной оранжевыми рыбками, и соломенной шляпе на массивной голове. Кончилось тем, что я наступил ему на ногу; он обернулся и, дыхнув на меня чесночным амбре, рявкнул с сильным немецким акцентом:
– Смотри, куда идешь, придурок гребаный!
Приветственных плакатов «Добро пожаловать в Намибию!» я что-то не заметил.
В аэропорту Виндхук меня не встречали. Да и кто бы меня узнал? Белому офицеру на паспортном контроле я протянул немецкий паспорт; несколько секунд офицер тщательно его изучал. На фотографии он увидел человека с пышными усами, зализанными и зачесанными назад волосами, в массивных очках с черепаховой оправой. Подняв глаза на меня, увидел то же самое. Имя мое по паспорту было Йозеф Шварценеггер, в графе «профессия» написано «геолог». Офицер закрыл паспорт, вернул его мне и кивнул. Геологов здесь тусовалась тьма-тьмущая, и внимания они не привлекали.
Я проехал на такси тридцать восемь километров до центра Виндхука и заселился в отель «Пески Калахари» на Кайзерштрассе. Занес чемоданы в номер и вышел на улицу, чтобы позвонить из автомата. Была вероятность, что телефоны в отеле прослушивает БОСС – тайная полиция ЮАР; зарегистрировался я как Шварценеггер, а в разговоре собирался представиться настоящим именем, и, если б меня слушали, это могло бы вызвать подозрения.
Телефон зазвонил в пятидесяти милях к северо-западу от Виндхука, на руднике «Дамбе», принадлежащем «Уэстондам корпорейшн». Рудник «Дамбе» – лишь одно из многочисленных владений «Уэстондам корпорейшн», разбросанных по всему свету. Владелец и президент «Уэстондам» – сэр Дональд Лоуи-Конглтон, читателям «Частного детектива» более известный как «Король Кенгуру», а мне – как отец Дины.
Трубку сняли сразу, и секретарша мгновенно переключила меня на управляющего рудником.
– Смед слушает, – проговорил резкий отрывистый голос с сильным южноафриканским акцентом.
– Это Питер Смед?
– Да.
– Моя фамилия Флинн. Я друг сэра Дональда.
– А-а! – Тон его мгновенно изменился. – Добро пожаловать в Юго-Западную Африку! Как прошло путешествие?
– Спасибо, отлично.
– Сэр Дональд передал нам по телексу, что вы приедете.
– Замечательно. Когда мы сможем встретиться?
– Я в вашем распоряжении. Могу приехать в город, могу прислать за вами машину и привезти вас к нам на рудник.
– Я хотел бы посмотреть на рудник.
– Уверен, сейчас вы больше всего хотите отдохнуть после долгой дороги. Машину пришлю за вами завтра к девяти утра. Ехать здесь всего полчаса.
– Отлично.
– Где вы остановились?
– В «Песках Калахари». Опишите мне машину, и я дождусь ее снаружи.
– Белый пятисот пятый «Пежо».
– Что ж, с нетерпением жду завтрашней встречи.
– Я тоже, мистер Флинн. Всего доброго.
* * *
Машина приехала на десять минут раньше назначенного. Повезло, что я был уже готов и ждал снаружи: начни водитель спрашивать обо мне в отеле, вышло бы неловко. За рулем сидел чернокожий в белых шортах и белой рубашке с открытым воротом; то ли он был не слишком разговорчив, то ли не слишком любил белых, а вернее всего – и то и другое. Еще этот парень, похоже, считал, что лучший метод вождения – на каждой скорости выжимать из автомобиля все возможное и лишь после этого переключать передачу. Под душераздирающий рев мотора, в адской жаре я размышлял о том, сколько коробок передач и сколько двигателей он угробил за год. А когда мы съехали с асфальтированной дороги и принялись карабкаться по ухабистому проселку в гору, подумал и о том, сколько погибло за год машин и пассажиров.
