– Что ж, теперь совершенно ясно, что мы имеем дело не с кучкой ущербных фанатиков, не с бандой дикарей, страдающих манией величия, а со «сливками сливок». Если б международные террористы объединились в компанию, эти люди вошли бы в совет директоров. И вот эти почтенные джентльмены назначают на четвертое января ядерную вечеринку с коктейлями и любезно приглашают на нее половину западного мира. Верно, Флинн?
– Очень точно изложено, сэр.
– Англия, Франция, Испания, США и Канада. Что они собираются сделать: взорвать по одной атомной станции в каждой стране? Каким образом? Что думаешь, Айзек?
Квойт нервно взглянул на меня, потом на Файфшира, потом снова на меня – словно боялся, что если надолго выпустить меня из поля зрения, я исчезну и появлюсь уже за рулем машины-убийцы.
– Мистер Флинн, – заговорил он, – дал ли этот. э-э. Огомо хоть какой-нибудь намек на то, как именно они планируют. э-э. взорвать АЭС? – Квойт снял очки и сунул пластмассовую дужку очков в рот, но тут же вынул и продолжил: – Я имею в виду. э-э. – тут он покосился на Файфшира, – это очень важно установить, сэр Чарльз. – Снова повернулся ко мне, надел очки, чтобы убедиться, что я не готовлю на него покушение, смерил меня убийственным взглядом и снял очки. – Какое впечатление у вас создалось: они стремятся просто вывести АЭС из строя, например, перерезав кабели, или вызвать утечку радиации?
– Вызвать утечку радиации, без сомнения.
Квойт сердито прикусил дужку очков и тут же вытащил ее изо рта.
– А вы не думаете, что это блеф?
– Исключено, – ответил Файфшир. – Намибийцы собрали первоклассную команду. Такие люди не блефуют.
– Видите ли, очень сложно понять, что имеется в виду под «взрывом» атомной станции. Как вам известно, каждая атомная электростанция – это огромный комплекс, множество зданий, занимающих обширную территорию. Чтобы взорвать атомную станцию целиком, потребуется огромное количество взрывчатых веществ – тысячи тонн взрывчатки. Такое количество им просто не удастся ни получить, ни доставить. Итак, что же им остается? Скорее всего, взрывать будут реактор. Но попытка взорвать защитную оболочку снаружи так же потребует огромного количества взрывчатки и, скорее всего, не приведет к успеху. – И он снова начал жевать пластмассовую дужку очков.
– Что, если они используют ядерное устройство? – спросил я.
Несколько секунд Квойт молчал. Мне показалось, что с ним не все ладно: он несколько раз резко дернул головой влево-вправо, словно в каком-то припадке или сердечном приступе.
– Хррр, – сказал он. – Вхррр!
Встал, поднеся руку ко рту, пробежался по комнате, по-прежнему тряся головой, свободной рукой показывая на свой рот. Файфшир молча следил за ним; лоб его прорезала глубокая морщина. Квойт согнулся почти вдвое, несколько раз энергично тряхнул головой – и наконец выпрямился, держа в руках очки.
– Прошу прощения, – объяснил он, – у меня очки в зубах застряли.
Я переглянулся с Файфширом. Тот выглядел обеспокоенным – и беспокоили его не ядерные устройства, а сэр Айзек Квойт.
– Да, разумеется, АЭС вполне можно взорвать атомной бомбой. Это весьма эффективный способ. Если цель террористов в том, чтобы создать мощный радиоактивный выброс, испарить реактор при помощи атомного взрыва – пожалуй, самый лучший метод. Видите ли, чем выше взлетают обломки, тем на большее расстояние разнесет их ветер. При использовании обычных взрывчатых веществ обломки поднимаются в воздух максимум на несколько сот футов, зато при атомном взрыве, влекущем за собой испарение реактора, столб дыма поднимется на пятьдесят-шестьдесят тысяч футов – а значит, ветер разнесет его на очень большое расстояние. На мой взгляд, достичь этой цели можно двумя путями. Первый – организовать на атомных станциях диверсии. Один человек на пульте управления станцией вместе с несколькими сообщниками без труда способен провернуть такую штуку. Проносить взрывчатку не потребуется; любой реактор можно погубить, если искусственно создать на нем неполадки, а затем начать «исправлять» их неверным способом.
– Я думал, эти системы снабжены «защитой от дурака»? – заметил Файфшир.
– От дурака – да. Но дурак за пультом управления – одно, а умный враг – совсем другое. Сознательный диверсант способен причинить серьезнейший вред, и надежных способов его остановить не существует.
Он посмотрел на меня сквозь очки, явно раздумывая, стоит ли делиться такого рода информацией с маньяком-убийцей, затем, с некоторым сомнением на лице, продолжил:
– Работа всех ядерных реакторов строится на положении регулирующих стержней. Компьютерная система контроля постоянно наблюдает за стержнями и поддерживает баланс. Если стержни слишком сильно вдвинуты внутрь, реакция останавливается; если слишком сильно выдвинуты наружу – возникает перегревание и давление усиливается. Существуют клапаны для сброса давления и системы экстренной фильтрации для подачи хладагента; однако если клапаны отключены, а система фильтрации забита, защитная оболочка реактора очень быстро превратится в скороварку. Стены защитной оболочки достаточно прочны, чтобы выдержать падение пассажирского лайнера или давление изнутри в две тысячи квадратных фунтов на дюйм. Тем не менее, если реакция выйдет из-под контроля, а клапаны безопасности не сработают, за пару часов давление станет раз в сто сильнее – и такого защитная оболочка уже не выдержит. Либо она начнет трескаться, либо просто разлетится вдребезги. Так или иначе, произойдет массированный выброс радиации, которая затем, переносясь по воздуху с ветром, отравит воздух и почву на добрую сотню миль вокруг. В среднем атомном реакторе радиоактивных веществ в несколько сот раз больше, чем, например, в бомбе, сброшенной на Хиросиму.
– Я думал, – заметил Файфшир, – что в британских газоохлаждаемых реакторах в качестве хладагента используется углекислый газ. А углекислый газ легче воздуха – разве он не должен подняться прямиком в верхние слои атмосферы?
– Углекислый газ легче воздуха, но радиоактивные вещества, которые он понесет с собой, – нет. Он поднимется вверх, а они останутся. И не забывайте, теперь у нас работают не только газоохлаждаемые реакторы – у нас открыты две новые водо-водяные АЭС, с четырьмя реакторами с водяным охлаждением на каждой. Из такого реактора при взрыве начнет бить облако пара. Этот пар вместе со всем, что в нем есть, осядет на землю.
Файфшир снова глубоко затянулся, выпустил клуб дыма и долго смотрел, как дым колечками разлетается по комнате.
– Все зависит от ветра. Если вы будете курить сигару на улице, а я лягу на землю неподалеку, то при условии, что ветер дует в мою сторону, мне придется дышать вашим дымом. Здесь действует тот же принцип. Есть и вторая серьезная проблема при взрыве защитной оболочки: почти наверняка взрыв повредит трубы, по которым подается хладагент. В результате реактор раскалится до степени расплавления – и продолжит греться дальше.
Это самый страшный кошмар атомной индустрии. Американцы называют его «китайским синдромом»: некоторые верят, что в таком случае реактор начнет плавить земную кору, прожжет себе путь к центру земли и дальше вплоть до другой стороны земного шара – для США это Китай. Мы можем это назвать «австралийским синдромом». Разумеется, до Австралии расплавление не дойдет, его остановит первый же достаточно серьезный слой подпочвенных вод. Однако реакция не остановится, реактор продолжит гореть и плавиться в воде еще пару недель, пока не выгорит дотла.
