– Для многих реакторов работает эта ваша теория?
– Если диверсию планируется провести в определенный день, ориентируясь на направление ветра, маловероятно, что речь идет о реакторах, которые на время заправки отключаются. Значит, выпадают шесть, в том числе Сайзуэл и Хантспил-Хед. Мы знаем, что террористы дожидаются западного ветра – значит, отпадают АЭС на восточном побережье: с них западный ветер унесет всю радиацию в море. Таким образом, у нас остаются одиннадцать АЭС и двадцать восемь реакторов. Стоит вспомнить также, что радиоактивное заражение Южной Англии может произойти не только вследствие диверсии на Британских островах. Монт-д’Аррэ в Бретани и Фламанвиль в Нормандии, взорванные при юго-западном ветре, вполне могут сделать юго-восток Англии непригодным для жизни. То же можно сказать и об АЭС в Бильбао: диверсия на ней будет опасна для всей южной части Англии.
– А сможет достичь Британии радиация от взорванных американских реакторов? – спросил я.
– Скорее всего, за такой срок она рассеется в воздухе. Впрочем, если заражение массированное, конечно, дышать таким воздухом опасно.
– Но не так опасно, как прыгать в мельничный пруд?
Если б взгляд Квойта излучал радиацию, я уже лежал бы мертвым.
– Вы предупредите другие страны? – спросил я, повернувшись к Файфширу.
– Нет, – ответил он. – Пока нет. Не скажу никому – ни здесь, ни за границей, ни нашему премьер-министру, ни президенту США. На мой взгляд, единственная наша надежда – секретность. Те, кто действует в нашей стране, не знают, что рассказал вам Ахмед, и не подозревают о том, что нам известно. А единственный человек, который мог бы заговорить, сейчас лежит в морге в Виндхуке. Рассказать об этом кому-то еще – все равно что отправить депешу прямиком в Россию. К сожалению, именно такова «секретность» секретных служб. Я расскажу остальным только в двух случаях: если мы будем знать, кого и где задерживать, или если почувствую, что мы ничего больше не можем сделать. Пока еще мы можем сделать многое. Вы, Флинн, чертовски многое можете сделать. Знаете, как говорят в авиации: ветер под крылом и солнце в спину!
Я кивнул. Шефа МИ-5 потянуло на лирику; значит, он полон энтузиазма, а энтузиазм Файфшира обычно готовит мне неприятные сюрпризы.
Файфшир повернулся к Квойту:
– Если вы, Айзек, правы насчет топлива, то наш друг Дейк Шледер прекрасно вписывается в картину, не находите?
– Безусловно. «Шлед-Атом» – или нет, наоборот, «Атом-Шлед» – вполне может собрать такой элемент. Но зачем тогда Шледер шантажирует Уэлли? Какой смысл? Уэлли не занимается закупками топлива. В Великобритании этим занимается «Британское ядерное топливо», однако они не покупают топливо, а сами его изготовляют.
– Уэлли с ними как-то связан?
– Разумеется. Формально он их начальник, хотя иерархия достаточно условна. Как правило, напрямую он с ними не контактирует, если только не возникают какие-то серьезные проблемы.
– А такие проблемы бывали? – спросил Файфшир.
– Насколько я знаю, нет. По крайней мере, до моего. вынужденного отпуска.
– Быть может, – задумчиво проговорил Файфшир, – в этом и была причина вашего похищения? Вас хотели убрать с дороги?
– По-моему, «Британским ядерным топливом» нужно заняться, и как можно скорее, – ответил Квойт.
– Я займусь, – предложил я.
– Не беспокойтесь, Флинн, с этим я разберусь сам, – ответил Файфшир. – А вас попрошу применить свои знаменитые навыки копателя к «Атом-Шлед». Необходимо раскопать, что у них там творится, и раскопать быстро. Базируются они в Нью-Йорке. Есть у них отделение и в основном офисе Шледера в Гамбурге, но, полагаю, лучше начать с Нью-Йорка.
Я не слишком радостно кивнул.
Файфшир взглянул на часы.
– Последний самолет в Нью-Йорк вылетает в двенадцать сорок пять, «Бритиш эйруэйз». Если поторопитесь, еще можете успеть. Надеюсь, у вас не было никаких важных планов на Рождество?
– Мечтал послушать речь королевы.
– Уверен, кто-нибудь ее для вас запишет.
Одна милая юная леди точно не обрадуется, узнав, что Рождество я проведу не с ней. Об этом я Файфширу говорить не стал.
– Чтобы порыскать вокруг «Атом-Шлед» и что-нибудь там разнюхать, рождественские каникулы – время самое подходящее. Все расслаблены, все отдыхают.
– Разумеется, сэр Чарльз.
Он был прав, язви его в душу. Чертов Файфшир всегда прав.
Глава 20
В Нью-Йорке на Рождество я уже был два года назад, так что ничего нового для себя не увидел. Стоял холодный пасмурный день, с небес сыпал мокрый снег, а мое такси в очередной раз застряло в пробке на мосту Триборо.
Таксист обозревал пробку сквозь густой дым, энергично попыхивая сигаретой. Пластмассовая именная табличка извещала меня, что зовут его Энцо Роскантино; под фамилией красовалось расплывчатое фото, физиономия на котором больше всего напоминала неприятно удивленного мопса. В жизни Энцо Роскантино тоже был похож на мопса и мрачен, но ничуть не удивлен.
– Долбаное Рождество! – Для толстяка с отвисшими щеками и мохнатыми бровями голос у него был удивительно мягкий. – На долбаное Рождество весь Нью-Йорк с ума сходит. Вот куда они все прутся? Чё им дома не сидится?
Я тоже не знал, куда они все прутся и чего им не сидится дома, и так ему и сказал.
– Ну, вот и я не знаю. А вы, что, домой на Рождество приехали?
Еще пара-тройка таких командировок, подумал я, и начну чувствовать себя здесь как дома.
– Нет, мой дом далеко отсюда.
– На Рождество поехали в Нью-Йорк? Да вы, должно быть, тоже псих!
– Это уж точно.
Мы проехали по Франклин-Рузвельт-драйв, мимо проволочного забора, за которым виднелась школьная спортивная площадка. На площадке одинокий юный негр поджег какой-то бумажный мусор и, сунув руки глубоко в карманы, с мрачным удовлетворением наблюдал, как он горит.
Энцо Роскантино высадил меня у «Уорвика». Я отсчитал ему щедрые чаевые; он долго смотрел на них, хмурясь и, видимо, производя какие-то мысленные подсчеты – то ли не слишком хорошо считал в уме, то ли его представление о щедрых чаевых сильно отличалось от моего. Наконец коротко кивнул и отчалил.
– И тебе счастливого Рождества, придурок! – бросил я вслед слегка помятому заднему бамперу «Плимута».
Портье в «Уорвике» выдал мне ключи от номера с балконом, выходящим на окна офисного центра, где на каждом этаже шли рождественские корпоративы. Была вторая половина дня среды; Рождество в пятницу. Проберусь в «Атом-Шлед» – и дальше у меня будет три календарных дня, чтобы выяснить все подробности о бизнесе Шледера и сохранить их в сердце своем. Надо сказать, сердце мое такой перспективе не слишком радовалось. Я открыл чемодан и принялся распаковывать вещи. Снаружи уже темнело, и я устал от долгого перелета. Открыл балконную дверь, вышел на искусственный газон, прислонился к каменной балюстраде и стал смотреть вниз, на запруженную машинами Западную пятьдесят пятую.
