* * *
Вулкан во рту у Файфшира вспыхнул красным огоньком и погас: вышел клуб дыма, и образовалось немного пепла.
Мы сидели у него в кабинете втроем: Файфшир, я и сэр Айзек Квойт. Было второе января, воскресенье, одиннадцать утра. Через два дня – если Англия не погибнет – сэру Айзеку позволят выйти из своего укрытия. Однако он, похоже, не слишком этому радовался, а на меня смотрел все с той же смесью презрения и страха.
Файфшир заговорил первым:
– Двадцать восьмого декабря семьдесят две топливные кассеты отправили из Гамбурга в Шорхэм в Сассексе морем, на небольшом грузовом судне «Жан-Мари», спрятав среди груза кухонного оборудования. Сейчас «Жан-Мари» снова в море, и допросить его команду пока нет возможности. Да и вряд ли они знают о том, что произошло с грузом на берегу. Тридцатого декабря груз прошел через английскую таможню и был перевезен на склад в Шорхэме, где и ожидал отправки покупателю – сети хозяйственных магазинов в Восточном Лондоне. В ночь на тридцать первое декабря склад был взломан, и четыре упаковки исчезли. Согласно инвентарной описи, в этих четырех упаковках находились сменные детали для промышленной микроволновой печи. Описание, надо сказать, очень удачное: большинство людей понятия не имеют, что находится внутри у микроволновки, топливных кассет тоже никогда не видели и не отличат одно от другого. Семьдесят две кассеты – это топливо для двух реакторов на один день или для одного реактора на два дня. Верно, Айзек?
Квойт кивнул.
– По-видимому, среди них находились поддельные топливные элементы. Если мы найдем их, наши проблемы будут решены. Так? – Он снова повернулся к Квойту.
– Надеюсь.
– По крайней мере, проблемы Англии. Я получил рапорт из Адмиралтейства. Они, разумеется, не знают, что у нас тут происходит. Это стандартный еженедельный рапорт морской разведки. Флот НАТО обратил внимание, что в последние дни русские выводят все свои суда – и военные, и торговые – из Северного моря, Ла-Манша и Атлантического океана в целом.
– А подводные лодки? – спросил я.
– Нет, только надводные суда.
– Боятся радиации?
– Судя по всему, да. Адмиралтейство вообще никаких причин не видит, а я ни одной другой причины придумать не могу. Если б они выводили только военные суда, можно было бы поискать другие объяснения, но и военные, и гражданские. По-моему, все ясно. Согласны, сэр Айзек?
– Корабли тоже уязвимы для радиации. На большинстве современных военных судов имеются герметичные люки и система автоматического мытья палуб в случае радиоактивного выброса, однако на торговых судах, насколько мне известно, ничего такого нет.
– Сэр, кто сейчас в курсе происходящего? – спросил я у Файфшира.
– Только главы управлений по атомной энергетике в четырех других странах. Все они активно ищут топливные стержни, маркированные литерой В. Надеюсь, насчет этого мы не ошиблись. Мне должны дать знать, как только что-то найдут. или если произойдет что-то еще, – мрачно добавил он.
– А что насчет нашей страны?
Файфшир покачал головой:
– Если я доложу министру внутренних дел, он в панике побежит к премьеру. Тот в еще большей панике соберет срочное заседание кабинета. Там они будут три часа обсуждать происходящее. Все обсудив, позвонят мне, попросят прийти на заседание и высказаться. Я объясню, чем мы сейчас заняты, и добавлю: на мой взгляд, ничего больше сейчас сделать нельзя. Они согласятся со мной и скажут: хорошо, продолжайте. Так что извещать их попросту нет смысла.
– Но если к утру понедельника мы ничего не найдем и ветер будет дуть с запада, – спросил Квойт, – что же нам тогда делать?
– Можно закрыть все атомные станции? – спросил я.
Квойт помотал головой.
– Только не зимой. АЭС дают стране девятнадцать процентов электроэнергии. Если их закрыть, обычные электростанции не смогут восполнить недостачу. Страна останется без электричества, быть может, на много дней. Начнут умирать люди – старики, больные. Погибнут тысячи.
– Больше, чем от выброса радиации?
– И не думаю, что закрытие станций нам поможет, – добавил Квойт. – Раз уж террористы сумели зайти так далеко, наверняка у них разработан какой-то план и на этот случай. Если остановить их мы не сможем, единственный способ защитить людей – эвакуация.
– Эвакуировать целую страну? – переспросил Файфшир. – Ну спасибо, Айзек, блестящая мысль! Как ты себе это представляешь: к утру понедельника вывезти с острова пятьдесят пять миллионов человек? И куда их везти?
Квойт поднял на него взгляд, но не ответил.
– Даже пустующие зимой отели в Коста-Брава нам не помогут, – продолжал Файфшир, – ведь Испания тоже под ударом. – Он немного помолчал. – Ладно, допустим, мы каким-то образом эвакуируем людей. Когда они смогут вернуться? Не через пару дней, верно? Везунчики – через год, те, кому повезет меньше, – через несколько лет. А в некоторые места нельзя будет возвращаться еще много столетий.
– Согласен, проблема серьезная, – кивнул Квойт. – Мы всегда это понимали. У нас есть планы на случай инцидентов разной степени серьезности – однако к диверсии такого масштаба мы не готовились, ибо к такому подготовиться нельзя. Это уже война; ядерная война, если угодно, раз используются ядерные заряды. Мы не знаем, какие станции под ударом, значит, под угрозой вся территория страны. Почти всех англичан необходимо либо спрятать в противорадиационные убежища, либо вывезти с острова. Причем немедленно; когда реакторы рванут, эвакуироваться будет поздно.
– Эвакуация невозможна, – ответил Файфшир, – совершенно невозможна. Это мы уже много раз обсуждали.
– Что же делать?
– Радиоактивный выброс нельзя ни увидеть, ни услышать, ни почувствовать. Без счетчика Гейгера его вообще не засечь – ни крохотную дозу, ни огромную. Верно?
Квойт кивнул.
– Тогда откуда люди узнают, что подверглись массированному радиоактивному облучению?
– Откуда узнают? Смотря какой реактор взорвался и насколько близко к нему они находятся. При использовании ядерного взрывного устройства погибнут все на расстоянии до пятидесяти миль с подветренной стороны – вот как они узнают!
– Что, просто упадут и умрут? Те, кто находится совсем рядом с АЭС, возможно, погибнут немедленно или очень быстро. Ну а дальше, на расстоянии пятидесяти или ста миль? Допустим, взорвется АЭС в пятидесяти милях от Лондона, и ветер понесет радиацию на город. лондонцы же не начнут умирать пачками прямо на месте?
– Нет. Некоторые умрут достаточно быстро, может быть, в течение двух недель. Остальные – в промежуток от пяти до пятнадцати лет. Ну и, разумеется, резко повысится число младенцев с врожденными уродствами.
– Последствия облучения поразят всех в Лондоне?
– Около пятидесяти процентов населения.
– И никто не сможет доказать, с чем это связано? Не будет убедительных свидетельств? Много детей с врожденными уродствами; много случаев рака пять лет спустя. Однако пять лет – долгий срок, все забудется. А если и не забудется, что люди смогут сделать?
