— Красивые картины, — сказал я.
— Спасибо.
— Кто это? — спросил я, кивнув на портрет блондинки.
— Моя сестра. Ее зовут Дженни.
Это объясняло их сходство.
— Она очень милая.
— Да. Была. Она умерла. Несколько лет назад. Лейкемия.
— Простите.
Я не знал, за что именно извиняюсь, но ведь именно так говорят люди, когда кто-нибудь умирает.
— Все хорошо. Благодаря этим картинам мне в каком-то смысле удается возвращать ее к жизни… Узнал Элайзу?
Девушка с Карусели. Я кивнул.
— Я часто навещал ее в больнице.
— Она в порядке?
— Не совсем, Эдди. Но будет в порядке. Она сильная. Сильнее, чем думает.
Я молчал. Казалось, мистер Хэллоран хотел сказать что-то еще.
— Я надеюсь, эти картины помогут ей быстрее прийти в себя. Элайза такая девушка… Ей всю жизнь все вокруг говорили, как она красива. А теперь, когда у нее отобрали красоту, ей кажется, что больше ничего не осталось. Но на самом деле осталось. Просто… глубоко внутри. И я хотел показать ее внутреннюю красоту. Убедить, что ей еще есть за что держаться.
Я снова взглянул на ее портрет. Кажется, я понял. Да, она не выглядела так, как прежде. Но все же на этой картине можно было увидеть ее красоту. Немного другую, особенную. И насчет того, что нужно держаться за что-то, я тоже понял. Насчет того, что эти вещи не исчезают навсегда. Я хотел сказать ему об этом, но, обернувшись, увидел, что мистер Хэллоран смотрит на картину так, словно забыл о том, что я тоже здесь.
Тогда-то я и понял. Он был в нее влюблен.
Мне нравился мистер Хэллоран, но, даже несмотря на это, мне стало не по себе. Это было неправильно. Мистер Хэллоран ведь взрослый. Не старик (позже я узнал, что ему тридцать один год), но все же взрослый, а Девушка с Карусели… Ну… хоть она и не школьница, но все же намного младше, чем он. Он не должен любить ее. Из-за этого могут быть неприятности. Целая куча.
Внезапно он как будто вспомнил о том, что я все еще рядом с ним, и отступил от портрета.
— Так или иначе, все это выглядит сумбурно. Вот поэтому я и не учу других рисовать. Ни один из моих учеников не смог бы закончить свою картину. — Он улыбнулся желтозубой улыбкой. — Ну что, готов ехать домой?
— Да, сэр.
Больше всего на свете мне хотелось домой.
Мистер Хэллоран остановился неподалеку от моего дома.
— Я думаю, ты не хочешь, чтобы твоя мама задавала вопросы.
— Спасибо.
— Помочь тебе вытащить велосипед из багажника?
— Нет, все нормально, я справлюсь. Спасибо вам, сэр.
— Не за что, Эдди. И еще кое-что…
— Да?
— Я никому не расскажу о том, что случилось. Если и ты ничего не расскажешь о картинах. Это… личное.
Долго думать мне не пришлось. Я уж точно не желал, чтобы кто-то узнал о случившемся сегодня.
— Да, сэр. То есть по рукам.
— Отлично. Пока, Эдди.
— До свидания, сэр.
Я вытащил свой велосипед и покатил его по улице к подъездной дорожке. Прислонил к стене у входной двери. На верхней ступеньке лежала какая-то коробка. Посылка. На ней был ярлычок — получателем значилась «Миссис М. Адамс». Я подумал о том, почему почтальон не постучал в дверь или почему мама и папа его не услышали.
Я поднял посылку и внес в дом.
— Привет, Эдди! — крикнул папа из кухни.
Я быстро оглядел себя в зеркале прихожей. У меня на лбу виднелся синяк, и футболка была грязноватой, но тут ничего не попишешь. Я сделал глубокий вдох и вошел в кухню.
Папа сидел за столом и пил лимонад из большого стакана. Он взглянул на меня и нахмурился.
— Что с головой?
— Я… э-э… упал с лестницы на площадке.
— Ты в порядке? Тебя не тошнит? Голова не кружится?
— Нет, все хорошо.
Я положил посылку на стол:
— На крыльце нашел.
— Ах да. Я не слышал звонка. — Он поднялся и позвал маму сверху: — Марианна! Тут посылка тебе.
— Сейчас иду! — отозвалась мама.
— Хочешь лимонада, Эдди? — спросил папа.
— Да, спасибо, — кивнул я.
Он подошел к холодильнику и достал бутылку из дверцы. Я принюхался. В комнате пахло чем-то странным. Мама вошла на кухню. Она подняла очки, зачесав ими назад темные волосы. Вид у нее был усталый.
— Привет, Эдди. — Она взглянула на посылку. — Что это?
— Понятия не имею, — отозвался папа.
— Чувствуешь запах? — Она принюхалась.
Папа потряс головой, но затем принюхался и сам.
— Ну… может, немного.
Мама снова взглянула на посылку и попросила несколько натянутым голосом:
— Джефф, дай мне ножницы.
Папа достал из ящика ножницы и передал ей. Она перерезала коричневый скотч, опоясывающий коробку, и открыла посылку.
Мою маму трудно было чем-то смутить. Но в тот момент она отскочила с криком: «Боже!»
Папа заглянул в коробку.
— Господи Иисусе!
И, прежде чем он успел схватить ее и выбросить, я заглянул внутрь.
На дне коробки лежало что-то маленькое и розовое, покрытое кровавой слизью. Позже я узнал, что это был зародыш свиньи. Из его верхней части торчал тонкий нож. На него была нанизана бумажка. А на бумажке написано всего одно слово:
«ДЕТОУБИЙЦА»
2016 год
Принципы — это хорошо. Особенно когда ты можешь их себе позволить. Мне нравится думать, что я принципиальный человек, но именно так и считает большинство людей. Однако на самом деле у каждого из нас есть цена, у каждого есть рычажки, на которые можно нажать, чтобы заставить поступать бесчестно. Принципы не оплатят вам ипотеку и не помогут отдать долги. Принципы ничего не стоят в повседневной жизни. Принципиальный человек — это, как правило, тот у кого есть все, чего он хочет, или тот, у кого вообще ничего нет, и терять ему нечего.
Я не могу уснуть. И не только потому, что перебрал вина и спагетти, отчего страдаю расстройством желудка.
«Я знаю, кто ее убил».
Потрясающе. Майки сознавал, что именно такой эффект это и произведет. Но правду так и не раскрыл.
— Пока что не могу сказать. Сначала мне нужно кое-что прояснить.
«Вот дерьмо», — подумал я тогда. Но все же кивнул. В тот момент я просто оцепенел от шока.
— Я дам тебе переспать с этой мыслью, — сказал Майки перед уходом. Он был без машины и не позволил мне вызвать ему такси. Остановился он в отеле на окраине города.
