Многое из этих россказней казалось Летуане неправильным и невозможным, и, кроме того, она точно знала, как любят окружать себя жуткими тайнами оборотни и нелюди, скрывая за ними не всегда привлекательную правду и свои слабые места. Алхимичка давно уже сделала для себя собственные выводы, сильно отличающиеся от красивых легенд, а сегодня имела возможность проверить их лично.
Тайна оказалась весьма печальной для путниц, случайно попавших в эти болотистые равнины, и хор мужественных голосов, на разные голоса воспевающих сейчас красоту Летуаны и изо всех сил пытавшихся разбудить сладко спящую Дарочку, был самым лучшим подтверждением ее правоты. Постепенно в дивных рощах набралось намного больше мужчин, чем зеленоглазых чудесниц, и потому оборотни так жаждали заполучить в свои сети новых возлюбленных. А чтобы те не разочаровались и не начали искать способы сбежать, когда над болотами поднимется солнце и иллюзорная роскошь превратится в цветы, орехи и ракушки, в полночь дриады проводили над соблазнившимися пленницами ритуал обращения. И с этого момента новоявленные русалки, полнолунницы и наяды хотя и получали более долгий век, зато больше не могли обходиться без дриадской магии.
— Выбрось эту дрянь, — дружно уговаривали Летуану красавцы, жадно рассматривая молодую женщину через весьма условную на вид преграду. — Открой оконце! Мы угостим тебя восхитительным нектаром из подснежников, пирожными с драгоценными кадирскими орешками и липовым медом, умоем росой с ландышей и оденем в платье, сотканное алмазными паучками.
— А потом превратите в русалку и будете днем держать в болоте, а по ночам уводить в свои берлоги, — неслышно буркнула Лета, еще крепче вцепляясь в заветную посудину.
— Милая… — Низкий мужской голос прозвучал обманчиво мягко, словно удар завернутого в тряпицу молота, и алхимичка невольно глянула в сторону окна.
Теперь за ним виднелось только одно лицо, и оторвать от него взгляд оказалось не так-то просто. Не часто встречались в восточных ханствах и султанатах, славящихся мужской красотой, такие лица. Мужественные, чуть резковатые черты одновременно несли печать утонченности и несомненной породистости, каковая проявляется только у потомков древних родов, всегда выбиравших в жены самых изысканных красавиц. Таких людей не портит никакая одежда, как не теряет своей прелести ангамский шелк, даже если из него сшита простая ночная рубашка.
В глазах этого соблазнителя светился насмешливый ум, свойство, которое алхимичка ценила в мужчинах превыше всего. Под такими взглядами Летуана всегда тушевалась, как едва переступившая первое совершеннолетие девчонка, становилась растерянной и слегка неуклюжей.
— Милая… — повторил красавец и улыбнулся с насмешливой, почти отеческой укоризной, — неужели ты считаешь нас лгунами? Никто не собирается вас обманывать или как-то еще издеваться. Взгляни на наших подруг, они живут ради своего удовольствия, им не нужно ничего делать, не нужно заботиться о еде и одежде, у них есть все, чего они ни пожелают. Богатства наши вовсе не иллюзорны, охотники за редкими травами несут сюда полновесные кошели и шкатулки с разнообразными драгоценностями. И все это для украшения наших любимых — ни дриадам, ни нам самим золото не нужно. Нигде за пределами наших долин женщинам не живется так спокойно и легко, даже в гареме султана красавиц заставляют то танцевать, то петь, то вышивать.
Он говорил и говорил, и его удивительный голос, звучный и бархатно-мягкий одновременно, был пронизан лаской и страстью, солнцем и лунным сиянием, чаровал и завораживал, притягивал к себе незаметно, но неуклонно.
Летуана уже забыла, зачем ей нужно пить какое-то зелье и почему она упрямо сидит тут, когда за оконцем сияет такая полная луна, заливая волшебным светом долину, где стремительно и неудержимо расцветают невиданные цветы и звенят чарующе прекрасные голоса ночных птиц, выводящих томные и звонкие трели.
В памяти молодой женщины в унисон с ними все громче звучала почти забытая мелодия трогательно прелестной серенады, а в сердце, постепенно пробиваясь сквозь обиды и злость, разгорался робкий огонек нежности и влечения, с каждой фразой незнакомца становившийся все сильнее и увереннее. Это незримое пламя не пугало и не обжигало, оно мягко грело и манило за собой, и противиться ему не оставалось ни сил, ни желания. Да и не было оно для Летуаны ни чужим, ни незнакомым, наоборот, вызывало смутные воспоминания о чем-то прекрасном и неимоверно дорогом ее сердцу.
Она покорно поднялась с лежанки, по привычке аккуратно поставила на столик чашу и сделала пару шагов к окну, откуда подбадривал ее неумолкающий рокот колдовского мужского голоса и смутно знакомый блеск уверенных умных глаз. Вот такие же глаза в бережно хранимом памятью драгоценном воспоминании смотрели на нее сквозь трепетное пламя свечей и гирлянды южных, одуряюще пахнущих цветов, а бархатный голос пел про нехитрую историю прекрасной и счастливой любви.
— Еще один шаг… радость моя, еще шаг… протяни руку, открой оконце… стань королевой этих дивных долин. Теплые купели и драгоценные уборы уже заждались свою хозяйку, цветы мечтают подарить тебе свой аромат, очарованные птицы поют твоей красоте гимны и серенады. Девушки уже водят для тебя хороводы, а в беседке над серебряным ручьем накрыт праздничный стол, и лучший из менестрелей споет для тебя серенаду.
В сознании Летуаны плетущий сладостные сети голос мужчины и видения прошлого странным образом перемешивались и переплетались, сливаясь в одно целое, и почти невозможно было понять, где грезы, а где явь, но сердце уже рвалось туда, где глаза в глаза, где слова не значат ничего, а прикосновения красноречивы, как удары ножа, где мир неожиданно замыкается в крохотную жаркую капсулу, чтобы вдруг разлететься звездным фейерверком.
Летуана даже глаза прикрыла под напором знакомо вспыхнувших жарких чувств и несколько минут стояла, тяжело дыша и заново переживая в волшебном полузабытьи самые яркие и счастливые моменты своей жизни. И постепенно мужской облик в ее видении менялся, терял одни черты и обретал другие. Рассыпавшиеся по плечам черные волосы стали львиной гривой цвета переспелой вишни, из-под насмешливо изломанных густых бровей проницательно и нежно глянули до боли знакомые и родные зеленые глаза.
Они-то и разбудили в душе Леты горьковатое ощущение острой тоски и непрощенной обиды, постепенно переходящее в холодный, панический ужас. Только теперь женщина осознала, как близко подошла к дверце, ведущей в обманчиво прекрасное рабство.
Летуана еще минуту постояла с закрытыми глазами, приходя в себя и силой воли заставляя успокоиться ошалело колотящееся сердце и унимая дрожь в пальцах. Ночь только началась, и можно не сомневаться — оборотни не угомонятся, пока не наступит рассвет. Возможность заворожить нечаянных гостий дается им только один раз, на второй день сила очарования становится в сотни раз слабей.
* * *
— По-моему, в этом что-то есть, — протянул Изрельс, задумчиво поглядывая на Кадерна, но его ученик хмыкнул едко и безнадежно.
— За то время, пока мы будем искать амулеты и обходить все шестнадцать мест, девушек пять раз выдадут замуж.
