Темные маги ненавидят обвинения в трусости почти так же сильно, как наглый обман и подлость, хотя именно эти качества некоторые глупцы упорно приписывают адептам черной цитадели.
— Прорвем, — кровожадно буркнул Тодгер и с вызовом глянул на Даурбея: — Ну, долго еще будем тут сидеть?
«Оглянись», — выразительно предупредил тот взглядом, и придворный маг лирского короля стремительно повернулся.
На другой стороне поляны, покачиваясь, словно от ветра, возвышался неизвестно когда появившийся золотисто-зеленый стебель гигантского тамбука. На его широких, словно скамейки, листьях, как диковинные живые цветы, сидели три дриады и молча рассматривали полянку.
Их сказочно красивые лица с огромными зелеными глазами застыли масками скорби и гнева, и Тод вдруг ясно понял, как по-детски наивно выглядел он сам минуту назад, намереваясь прорвать выставленную дриадами границу. Даже смешно стало… и чуточку жаль. Всего, так и не сбывшегося.
— Кто ее? — упал на поляну тихий вопрос, но ни одна из зеленоглазых прелестниц даже не взглянула на притихших, словно нашкодившие дети, магистров.
— Рандолиз, — коротко и твердо сообщил Кадерн. — Мы с ней разговаривали четверть часа назад, и она нас обманула непонятно зачем. А когда мы улетели, появился он, больше некому. Вот уже несколько дней, как он объявил нам войну, обманом продал в рабство мою сестру и невесту моего брата. Кикимора сказала, что они у вас, она видела, как вы ездили вместе по чаще.
— Твое счастье, что не солгал, — так же не глядя, промолвила дриада. — Но Летуаны и Дарелетты у нас уже нет, еще утром мы отправили их на границу с Маржидатом.
— А почему на границу? — недовольно нахмурился Тодгер и огорченно проворчал: — И как они доберутся до города? Дарочка не привыкла ходить пешком. Где это место? Мы немедленно идем туда.
— Да тихо ты, — зашипел на него Кадерн, точно знавший, что гибель любого из подданных, доброго или не очень, приводит дриад в невыразимое расстройство, и лучше в этот момент им не перечить и даже на глаза не показываться.
— Кто ты такой? — подняла голову одна из дриад и уставилась в глаза молодого мага пристальным взглядом.
— Я — Тодгер. — Пышущий возмущением Тод уверенно встретил ее взор и принялся невозмутимо рассматривать дриаду в ответ. — А вы кто? Правительницы или судьи?
— Нет у нас таких… — пробормотала дриада, не сводя с Тода напряженного взгляда и хмурясь все сильнее.
— Красавицы, — Кадерн предупреждающе поднял руку с поблескивающим алыми отсветами амулетом, — оставьте его в покое.
— Мы очень уважаем ваши законы и порядки и нарушать ничего не собирались, — ослепительно улыбаясь, начал защитную речь Даурбей, доставая заветное кольцо султана, и смолк от неожиданности, обнаружив дриаду рядом с собой.
— Помолчи, красавчик, — глянув на него мимолетно, как на пролетающую тучку, попросила дриада глубоким, словно море, голосом. — Твоя суженая еще играет в куклы, хотя и совсем недалеко от тебя. А он избранный, и это большая редкость.
— Что значит «избранный»? — хмуро осведомился Изрельс, пряча боевые амулеты.
Хотя бесполезное и самоубийственное это занятие — воевать с дриадами, но магистр никогда не отдал бы им ученика и родственника без боя.
— Повезло ему найти первую и единственную любовь всей жизни, — зачарованно улыбнулась чему-то своему вторая дриада и огорченно признала: — Права была наставница, прикрывая ее собой.
— Как это — прикрывая?.. — белея, обмер Изрельс и до боли сжал кулаки.
— Усыпила и не подпустила к ней ни одного лесника, — кротко пояснила третья.
— А сама? — с жалостью глянув на зятя, тихо спросил Кадерн, далеко не уверенный, что желает услышать ответ.
— Редкая женщина, — загадочно вздохнув, непонятно чему улыбнулась дриада. — Сильная и преданная. Но живет с обидой в душе.
— Мы перед тобой виновны, — заявила первая хозяйка леса, твердо глядя Тодгеру в глаза, — и вину искупим. А за свою любимую благодари ее старшую подругу. Ищите их в Маржидате, в обед девушки уже были в доме градоначальника.
Полыхнул перед примолкшими магами зеленый костер и исчез. И больше ничто на полянке не напоминало о недавно разыгравшейся здесь трагедии. Кусты сияли свежей листвой, травка пестрела разнообразными цветочками, и одинокий скворец ошалело оглядывал это великолепие.
— На окраине Маржидата я давно снимаю дом, — зачем-то пояснил Кадерн то, о чем уже знали все, и коротко добавил: — Уходим.
* * *
— Где мы? — одними губами прошептала Дарочка на ухо учительнице, накрепко вцепившись в ее пояс.
— В плену, — расстроенно буркнула та, внимательно осматривая маленькую комнатку, где они оказались.
Решетка на окне без стекол, захлопнувшаяся сразу, как только сильный порыв ветра швырнул девушек на темный, вытертый едва не до дыр ковер. Больше здесь не было ничего, кроме стен, исчерченных знаками и чьими-то записками, но читать их Летуана вовсе не собиралась. Глупо было бы думать, что похититель мог оставить какую-нибудь важную информацию, — не с его хитростью и предусмотрительностью допустить такую оплошку. А прощальные записки прежних узников лучше не читать, у нее и так от безнадежности леденеет спина и вскипает в душе злость на собственную доверчивость и недальновидность.
Хотя Лета и взяла с собой запас зелий и пару порталов, но все это так и лежит в сундучках, оставшихся в доме предателя.
— В гостях, — заявил появившийся из воздуха Рандолиз и нажал на камни стены. — Проходите, не стесняйтесь.
— Сволочь, — прошипела Дарочка, но наставница ее одернула:
— Не трать нервы и слова. Это доппель. Идем посмотрим дом.
Как вскоре выяснилось, никакого дома не было. Были кельи и переходы давно заброшенного монастыря, вырубленного в отвесных прибрежных скалах, над нескончаемой чередой разбивающихся о камни волн.
О том, что это именно старинный монастырь, а не тюрьма и не поселок, по знакам, символам и изображениям давно забытых богов определила Летуана. А о его запустении без слов доложил толстый слой пыли и песка, барханчиками лежавший по углам и кельям. Узкий и низкий коридор, куда выходили двери всех комнат, был немного почище и хранил следы чьей-то обуви.
Доппель неторопливо и молча шагал впереди, показывая дорогу, и девушки покорно шли следом, все яснее понимая, как бесполезно сопротивляться и спорить. В этих пустынных, продуваемых вечными сквозняками каморках и коридоре невозможно ни спрятаться, ни выжить. Да и бежать некуда, все окна забраны хоть и проржавевшими, но массивными решетками. Но даже если бы Летуане чудом удалось вытащить одну из них, прыгать вниз, на камни, она бы не стала. И Дарочке бы не позволила. И значит, у алхимички остался только один, самый неприятный из всех способ попытаться доказать Рандолизу, что она сожалеет о разорванной десять лет назад помолвке.
