Как у любого военного-холостяка, вещей у меня было мало, а дом… Да практически не было его – лишь «резиденции» в обеих моих «столицах», впрочем, и там мне были подчинены «гражданские» губернаторы, которые занимались всеми внутренними делами губерний, оставив мне дела военные, а также отношения с нашими беспокойными соседями. И они, должен сказать, велись довольно успешно – в прошлом году мы все-таки взяли кокандскую крепость Ак-Мечеть, что открыло нам дорогу на Хиву и Бухару. Что и подвигло хивинского хана на заключение выгодного для нас договора. Так что ситуация была весьма благоприятная.
Первого сентября я прибыл в Самару, чтобы ознакомиться с ситуацией в своей более спокойной губернии, а также с работой тамошнего губернатора, Константина Карловича Грота. Как я и ожидал, его труды были выше всяческих похвал; человек он кристальной честности, пекущийся о своем народе и защищающий его от всяческого произвола. До своего назначения он заслужил славу бескомпромиссного и неподкупного ревизора, визитов которого боялись многие губернаторы.
Все было в порядке, и ровно через два дня после прибытия я решил, что мое присутствие здесь не нужно, пора и честь знать. На следующий день после визита в городской гарнизонный госпиталь я намеревался отправиться обратно в Оренбург. Мне вспомнилось, как меня посетил Пушкин, когда мне в первый раз посчастливилось стать генерал-губернатором тогда еще единой Оренбургской губернии, и как я в утро после его приезда и последовавшей хмельной пирушки разбудил его громким хохотом. Я показал ему причину своего веселья – письмо, полученное мною из Нижнего, от тамошнего губернатора Михаила Петровича Бутурлина:
«У нас недавно проезжал Пушкин. Я, зная, кто он, обласкал его, но должно признаться, никак не верю, чтобы он разъезжал за документами об Пугачевском бунте; должно быть, ему дано тайное поручение собирать сведения о неисправностях. Вы знаете мое к Вам расположение; я почел долгом вам посоветовать, чтобы вы были осторожнее»
[8].
Потом Пушкин рассказал об этом Николаю Васильевичу Гоголю, в результате чего родилась столь любимая мною комедия «Ревизор», которую по моему распоряжению давали, и не раз, в Оренбургском театре.
После посещения госпиталя и места, где год назад началось строительство каменных казарм для гарнизона, я заскочил к себе в резиденцию, где мне сообщили:
– Ваше превосходительство, как хорошо, что вы еще здесь! К вам фельдъегерь из Петербурга со срочным пакетом от его императорского величества!
Удачно, что я не уехал с утра, как первоначально намеревался. В письме государь попросил меня как можно скорее прибыть в Санкт-Петербург. Насчет же нового генерал-губернатора он написал, что хотел бы поручить эту должность генералу от инфантерии Александру Андреевичу Катенину, но желал бы услышать мое мнение о его кандидатуре.
«Ну что ж, – подумал я, – генерала Катенина я знаю и полагаю, что он будет неплохим генерал-губернатором».
Далее император сообщил о нашей «большой виктории на Балтике», что меня несказанно обрадовало. Ведь воевать с двумя сильнейшими державами Европы, да еще при враждебной позиции Австрии и не самой дружественной – Пруссии, было совсем непросто.
Посмотрев еще раз на фельдъегеря, я спросил:
– Скажи, голубчик, а не тебя ли я награждал «Георгием» в прошлом году? И зовут тебя Василий Вересаев, не так ли?
– Да, ваше превосходительство, именно так. После боя в Ак-Мечети я получил из ваших рук знак отличия военного ордена Святого Георгия Победоносца. А теперь я фельдъегерь.
– Благодарю за службу! Надеюсь, что награда, врученная тебе, будет не последней.
– Господин поручик, – обратился я к адъютанту, – сегодня же отправляйтесь в Оренбург и объявите там о моем переводе в Петербург и о прибытии в ближайшее время нового генерал-губернатора генерала Катенина. А моим подчиненным – готовиться к передаче ему текущих дел. Хотя я надеюсь застать его еще в Петербурге.
– Так точно, ваше превосходительство! – браво ответил Вересаев.
Через полтора часа мы уже находились на пароходе, следовавшем в Тверь, а оттуда добрались в относительном комфорте до Петербурга по железной дороге, которая каждый раз напоминала мне о величии инженерной мысли нашего времени и о труде русских людей, построивших эту дорогу.
В пути я несколько раз беседовал с Василием Вересаевым. Мы вспомнили лихое дело под Ак-Мечетью, когда он, не обращая внимания на свистящие вокруг него пули, одним из первых ворвался в город и сумел захватить одного из их кокандских военачальников. Для меня храбрые солдаты дороже именитых «друзей», которые появляются, как только фортуна обласкает тебя, и исчезают, «яко воск от лица огня», лишь стоит попасть в немилость.
Оказалось, что инженерная мысль расцвела не только в этих железных дорогах. Вражеский флот и целый экспедиционный корпус уничтожила появившаяся незнамо откуда эскадра железных кораблей, захватив больше половины кораблей противника и потопив остальные.
А еще у них якобы есть летательные аппараты. Сам Вересаев их не видел, но говорил, что многие говорили про них. Они, мол, похожи на огромных сказочных птиц с вертящимися над ними крыльями, и что они плюются огнем по неприятелю. Эти россказни я отнес к разделу досужих небылиц, которыми часто обрастают самые заурядные события.
Но такая решительная победа над неприятелем показывает, что какое-то страшное оружие у этой эскадры есть. И некоторые их корабли фельдъегерь видел своими глазами в Свеаборге, когда направлялся туда с донесением. Они, может, не столь велики, но построены из металла и ходят без парусов быстрее любого нашего и неприятельского корабля. А насчет их моряков он сказал следующее:
– Ваше превосходительство, люди как люди. По-русски говорят прямо как мы, ну, может быть, чуть-чуть по-другому. Но высокие все, одеты чудно, оружие у них необычное, да и сами они… Даже не знаю, как сказать, но дорого бы я дал, чтобы они были с нами, а не против нас. Видел я и их главного, капитана 1-го ранга Кольцова – вы знаете, ваше превосходительство, за таким можно в огонь и в воду идти. Ну, прямо как за вашим превосходительством.
– Не льсти мне, любезный. Ты честно заслужил Георгия, показав отменную храбрость…
– Вот я и говорю, ваше превосходительство, с таким генералом, как вы, иначе и нельзя.
«Что поделаешь, – сокрушенно подумал я. – Похоже, они сами во все это верят. Главное, конечно, не показывать страх перед подчиненными, даже когда самому боязно. Это я усвоил еще давно, при Бородине, семнадцатилетним безусым юнкером… Хотя страшно было – поджилки тряслись».
И вот сегодня утром мы прибыли в Петербург. В Зимнем, узнав о моем прибытии, меня сразу же провели к императору в приватный кабинет, где уже сидел какой-то незнакомый мне военный в ранее невиданном мною мундире. Государь обнял меня и сказал:
