Сердце принцессы переполняли приятные ощущения. Она чувствовала связь с этим местом, напитывалась его энергетикой. Принцесса вдруг почувствовала себя как никогда уверенно.
Наконец они с Алексом оказались в великолепном двухкомнатном люксе. Маленькая комната предназначалась для нее.
Как только провожатые ушли, Алекс улыбнулся:
— Отличный люкс. Если вы мне вдруг понадобитесь, мне не придется бродить по всему поместью.
Щеки ее запылали.
— В конце концов, — продолжил он, — вы моя помощница. И мне вполне может понадобиться помощь посреди ночи.
Габриэлла стиснула зубы, прекрасно понимая, что Алекс видит ее замешательство.
— В случае, если вам нужен будет стакан молока?
— Да. — Его губы изогнулись в самодовольной улыбке. — Я часто выпиваю стакан теплого молока на ночь. Это помогает мне уснуть.
— Я обязательно принесу его вам раньше. Середина ночи для человека вашего возраста — это… восемь часов?
— Да. И захватите вместе с молоком еще и мои витамины.
— Я сделаю так, как вы просите, сэр.
— Мне нравится ваша покорность, — сказал Алекс низким голосом.
Она с трудом отвела от него взгляд и осмотрела номер. Все было чисто и довольно помпезно.
Алекс отошел от двери, и принцесса последовала за ним. Она была слишком очарована, чтобы бороться с его дьявольским обаянием.
Комната Алекса оказалась просто роскошной: стены, облицованные темными деревянными панелями, множество предметов классического искусства, окна от пола до потолка, задернутые бархатными портьерами. В дальнем углу стояла большая кровать с балдахином, отгораживающим спальное место от любого нежелательного света или шума.
— Я не думаю, что здесь обновляли обстановку с начала века. Прошлого века, — сказал Алекс.
— Да, я предполагаю, что все это — невероятный раритет.
— Да вы романтичная особа.
Принцесса нахмурилась. Никогда не считала себя романтичной. Нет, он был не прав.
— Мне больше интересны факты, а не фантазии.
— Вы только так говорите. Но вы всегда замечаете прекрасное. Не существует универсального понятия красоты. Один человек может найти что‑то красивое в том, что другой считает полным уродством. Точно так же, — сказал Алекс медленно, и пристальный взгляд его темных глаз заставил Габриэллу пылать, — можно смотреть на человека каждый день, не замечая его красоты. Потом вдруг в один день глупец вдруг прозревает. Красота имеет странную особенность: она прячется на виду.
Принцесса нервно сглотнула.
— Но… Красота может быть и очевидной. Хотя при ближайшем рассмотрении оказывается, что это пустое тщеславие и все великолепие меркнет.
— Вы говорите о ваших родителях? — уверенно спросил он.
Габриэлла решила, что Алекс имел право задать столь резкий вопрос, ведь она тоже была слишком прямолинейна, расспрашивая его о родителях.
— Да. И о ваших.
— Точно.
— Ладно, я признаю, возможно, вы правы. Мне нравится искусство и красивые вещи. Но я живу с бабушкой и, возможно, сильно отличаюсь от девушек моего возраста. Я люблю читать. Люблю слушать звук дождя, стучащего по крыше. Люблю смотреть, как капли скатываются по оконному стеклу. Я наслаждаюсь тишиной. Я люблю искусство за то, что оно учит нас думать. Именно поэтому мне так интересна генеалогия: анализ фактов заставляет работать мозг.
— Очень интересный взгляд на вещи, — сказал Алекс тихо. — У меня, например, нет времени для творчества. И для книг. И для того, чтобы сидеть и слушать дождь. Я потерял способность ценить красоту так, как это делаете вы. Но это не значит, что я отрицаю вашу точку зрения.
— Наверное, вы просто слишком устали от постоянной суеты вокруг вас.
— Да, — сказал он мрачно. — Я просто слишком устал. Но, окружив себя богатством, когда любой мой каприз, любое мое желание так легко исполняются, я вряд ли мог рассчитывать на что‑то другое.
— У меня был подобный опыт, не забывайте.
— Да, вы, кажется, практиковали искусство самоотречения немного более удачно, чем я.
— Увы.
— Это одна из ваших добродетелей, я уверен.
Габриэлла нахмурилась, медленно прошла мимо Алекса по комнате. Ее туфли на низком каблуке постукивали по мраморному полу. Она спокойно рассматривала пейзажи на стене.
— Мои родители потакали мне во всем, но их собственная жизнь была полна эмоций и страстей. Их образ жизни кажется мне утомительным. Опасным. Эгоистичным. Но есть и другие крайности. К примеру, вы… по‑моему, вы живете слишком скучно.
— Проблема в том, принцесса, что я видел, где заканчивается дорога жизни. В мире существует отчаянная бедность. Трагедии. И я знаю, что есть люди, которые считают, что, если они заработают очень много денег, они будут счастливы. Но у моих родителей было все: богатство, семья, красота. Секс, наркотики и алкоголь в любой комбинации. У них было все, и их ничто не радовало. Они никогда не прекращали поиск удовольствий. Так вскоре их жизнь стала напоминать фарс. Они изменяли друг другу. У отца был ребенок от другой женщины. Ребенок, которого он никогда не признавал. В общем, я видел, как закончилась жизнь моих родителей, и мне трудно на что‑то надеяться.
— Вы думаете, что жить бессмысленно?
— Конечно нет. Иначе я тотчас же выбросился бы из окна. Я думаю, что есть в жизни стороны, которыми можно наслаждаться. Есть музыка, которая мне нравится, любимая работа. Я люблю деньги… люблю секс. Но при всем при этом, я не уверен, что счастье действительно существует.
— Все это звучит довольно… безнадежно.
— Может быть, так и есть. Или, может быть, именно поэтому я отношусь ко всему со здоровой долей цинизма. Есть вещи и похуже.
— Я думаю, что счастье есть. И не так уж бессмысленна жизнь.
Алекс расправил широкие плечи, и Габриэлла обратила внимание на то, как он двигался. Он был похож на большую хищную кошку. Выслеживающую в засаде свою добычу до тех пор, пока она не сделает неверный шаг.
Интересно, была ли она сейчас жертвой?
— У всех есть механизмы выживания, — сказал он. — Но в случае с моей семьей лишь чудо могло спасти родителей от распутства.
Габриэлла остановилась и повернулась к нему лицом:
— А как же любовь? Вы верите в нее?
— Я верю в справедливость. Я верю в верность. Я считаю, что нужно держать свое слово.
Главное же, во что я верю, — это деньги, холодный расчет, бизнес.
— Доверяй своему разуму, а не сердцу, другими словами.
— Мой разум — это единственное, чему я доверяю.
Габриэлла вдруг тяжело вздохнула, глядя на свою спальню. Так непривычно было находиться с Алексом в столь тесном соседстве.
