Всякого, кто оказался бы на его месте, ждала неминуемая гибель, всякого — но только не Маркало Де'Уннеро. Непревзойденный среди лучших, он когда-то с голыми руками хладнокровно ринулся в гущу наступавших поври. Он умел рассчитывать удары, умел находить для них лучшее положение, он мог…
Де'Уннеро почувствовал, что сейчас он не один. Тигр-оборотень внутри пробудился и просил выпустить его наружу. Как просто было бы выпустить зверя во всем его ужасающем великолепии! С каким ужасом эти жалкие головорезы бросились бы прочь, и он мог бы славно поохотиться на них. И он бы действительно погнался за ними и разделался с каждым.
Как просто… Де'Уннеро почувствовал знакомую ломоту в руке — предвестницу ее превращения в тигриную лапу. Годы противостояния зверю научили его подавлять это ощущение почти мгновенно. Стоило хоть немного промешкать — и он тут же превратился бы в тигра.
Де'Уннеро подавил искушение, однако рука его на этот раз все же преобразилась в лапу. Нет, решил он: уступить сейчас зверю — значит проиграть, каким бы ни был исход его сражения, находись он в человеческом облике.
Он был еще поглощен этими мыслями, когда мимо, едва не задев его, просвистела вторая стрела. Де'Уннеро бросился к двум разбойникам, потом быстро повернул вправо, оказавшись позади лошади, на которой сейчас не было всадника.
Верзила и долговязый бросились за ним, вдруг с изумлением обнаружив, что Де'Уннеро не побежал дальше, а встретил их, угрожающе размахивая рукой, которая была вовсе не рукой, а огромной тигриной лапой. Долговязый взревел от боли — когти ударили ему в плечо, порвав кожаную рубаху и пропоров кожу на теле. Затем когти полоснули по его глотке.
Долговязый упал, однако теперь внимание Де'Уннеро целиком было поглощено верзилой. Тот надвигался на него, бешено размахивая тяжелым топором. Бывшему монаху пришлось укрыться за второй лошадью, оказавшейся между ним и лучником. Долговязый уже успел очухаться и тоже пошел на него, сжимая в руке меч.
Требования тигра-оборотня становились все сильнее и настойчивее, но к ним примешивалось что-то еще, выбивавшее Маркало Де'Уннеро из равновесия. Взглянув на своих непосредственных противников — в особенности на долговязого, — он начал понимать, в чем дело. Рана этого разбойника затягивалась прямо на глазах! Бывший монах не мог не распознать действие магии.
Оглянувшись по сторонам, Де'Уннеро не заметил никаких признаков самоцветов. Никто из шайки не произносил никаких заклинаний. Да и меч долговязого — старый, грубо сработанный, с зазубренным лезвием — явно не был украшен магическими самоцветами.
И вдруг он все понял, застонав при этом от своего открытия. Песня! Де'Уннеро слышал, что в некоторые музыкальные инструменты вделывали самоцветы, сила которых пробуждалась музыкой и пением. Значит, у певицы была именно такая лютня, помогавшая затягиваться ранам врагов и мешавшая его действиям.
Поединок с шайкой неожиданно оказывался не таким-то простым делом.
А настойчивые призывы тигра-оборотня все сильнее побуждали его выпустить зверя наружу.
Один из разбойников догадался-таки шлепнуть испуганную лошадь по крупу. Та метнулась прочь, лишив Де'Уннеро прикрытия. Лучник тут же пустил стрелу, которая ударила бывшего монаха в ногу, прочертив глубокую красную борозду.
Де'Уннеро обожгло болью, но его внимание по-прежнему было поглощено тигром-оборотнем, рвавшимся наружу. Маркало Де'Уннеро знал, что подавить сейчас зверя он сможет только ценой собственной жизни. Чтобы победить во внутренней борьбе, ему требовалось полная сосредоточенность, а такой возможности у него сейчас не было.
Очередная стрела рассекла воздух. Верзила и долговязый спешили к нему, вопя от возбуждения.
Бывшего монаха вдруг осенило: ведь он обманывает себя, пытаясь отрицать неотъемлемую часть своей сущности. Почему он не хочет выпустить зверя и показать врагам темную сторону личности Маркало Де'Уннеро? Разве эти бродяги не заслуживают подобной участи?
Он бросился за угол хижины и услышал звук вонзившийся в ее стену стрелы. Скрывшись от глаз разбойников, бывший монах быстро скинул рубаху и штаны, чтобы сохранить одежду, приходящую в моменты его превращений в полную негодность. По телу пошли болезненные судороги. Де'Уннеро скривился, чувствуя, как его ноги превращаются в задние лапы тигра.
К этому времени нападавшие тоже завернули за угол, однако Де'Уннеро без особого напряжения, почти бесшумно успел вспрыгнуть на крышу. Он добрался до самой ее вершины и замер, прислушиваясь.
— Давай заезжай с другого конца! — крикнул долговязый лучнику, и бывший монах услышал удары конских копыт.
— Куда делся этот проклятый гад? — ревел верзила. — Ищите, нет ли где потайных дверей. Ничего, сейчас он у меня попляшет!
— Мы его вздернем прямо на стене, пусть не сомневается! — пообещал долговязый, слова которого почти заглушали возобновившиеся стоны бродяги с раздробленным коленом.
Де'Уннеро понял, почему раненый разбойник застонал именно сейчас. Певица оборвала прежнюю песню, пробуждавшую силу гематита, и запела другую — о глуши лесов и бродящих по ним диких зверях.
Превращение в тигра еще не завершилось, и Де'Уннеро испытал несколько мгновений неподдельного страха. Вдруг певица пыталась ему помешать? Может, она заметила, как его рука превратилась в лапу, или видела его прыжок? Сможет ли он противостоять этому магическому оружию?
Впрочем, вскоре все страхи исчезли: Де'Уннеро окончательно превратился в тигра, и теперь его занимала только охота. Песня хрупкой Садьи только будоражила его. Де'Уннеро в облике тигра напрягся, готовый прыгнуть на врагов и задрать их насмерть.
Он слышал все: крики раненого, песню, цокот копыт лошади лучника. Но лучше всего он слышал, как двое разбойников угрозами и оскорблениями пытались выманить его, считая, будто он прячется внутри хижины, и обещая расправиться с ним.
Плотно прижимаясь брюхом к скату крыши, тигр медленно полз к цели, чтобы оказаться прямо над головами этих глупцов. Ближе всего к нему был долговязый со своим мечом.
Громадный тигр прыгнул вниз, пролетев в воздухе, словно тяжелое ядро катапульты. Целью Де'Уннеро был верзила, однако попутно он успел разодрать глотку и долговязому. В следующее мгновение он со всей силой обрушился на верзилу и опрокинул его на землю. И куда только подевались бравада и самоуверенность наглого головореза! Он кричал, вопил, звал на помощь и отчаянно молотил руками по воздуху, пытаясь хоть как-то защититься от оскаленной пасти тигра и острых когтей, оказавшихся рядом с его лицом.
Когти Де'Уннеро, словно шелуху с луковицы, легко сдирали лоскуты кожи с ладоней верзилы. Потом он зацепил когтями его руку и резко дернул, вывернув ее и освободив себе доступ к голове и горлу врага. Теперь настал черед пустить в ход клыки, сомкнувшиеся на лице истошно вопящего верзилы. В какое-то мгновение лицо разбойника превратилось в кровавое месиво.
