Как раз в это время в покоях аббата появился Де'Уннеро. Олин торопливо отпустил сопровождавших его монахов и продолжал:
— «В случае, если Джилсепони произведет на свет ребенка, этот ребенок, невзирая на его пол, станет непосредственным наследником, превзойдя в этом Мидалиса, принца Вангардского».
Улыбнувшись, он поднял глаза на Де'Уннеро.
— Так провозгласил король Дануб Брок Урсальский в день своего бракосочетания с Джилсепони.
Глаза Маркало Де'Уннеро торжествующе сверкнули: он едва ли надеялся услышать что-либо подобное.
— А что еще говорится в указе Дануба относительно потомства Джилсепони? — спросил он, с некоторой тревогой ожидая ответа.
— Ничего, — ответил Олин. — Король, как и все мы, был уверен, что у Джилсепони не было детей, и потому не видел необходимости упоминать об этом. Он верил и до сих пор верит, что она не способна его предать и изменить ему с кем-либо другим. Впрочем, если бы такое и случилось, Джилсепони было бы нечего опасаться. Если верить слухам, битва с Марквортом навсегда оставила ее бесплодной.
— Итак, король больше ничего не сказал, ибо считал, что тут нечего добавлять, — подытожил Де'Уннеро. — Чем это в действительности оборачивается для нас? Никто не согласится и не признает, что указ справедлив и в отношении Эйдриана.
— Вашему юному другу не взойти на трон без междоусобной войны, — с уверенностью произнес Олин. — Однако в случае кончины короля Дануба Эйдриан может заявить о своих правах на престол. Справедливость его притязаний будет определять либо суд высшей знати, либо та сила, которая окажется за спиной юного претендента.
Де'Уннеро откинулся на спинку стула. «Терпение и еще раз терпение», — твердил он себе. Терпение — это волшебный ключик, открывающий все нужные двери. Бывший монах давно уже продумал, как можно возвести Эйдриана на престол и на этой волне самому вернуть былое положение в ордене. Его замысел не был рассчитан на молниеносное осуществление и требовал немалого времени и терпения. То, что он услышал от настоятеля Сент-Бондабриса, вполне согласовывалось с его замыслом. Только и всего.
— Многим ли известно о родителях этого юноши? — осведомился аббат Олин.
Де'Уннеро понял, что все колебания старика — не более чем защитная мера. На самом деле Олин обеими руками ухватился за предложение Де'Уннеро.
— Четверым, включая самого Эйдриана и вас, — ответил бывший монах.
— Узкий круг знающих тайну, — заметил аббат. — Только, боюсь, она не принесет вам ничего, кроме…
Де'Уннеро ухмыльнулся, а потом извлек из-под одежды несколько свитков пергамента, небрежно бросив их на стол Олина.
— Что это такое? — поинтересовался старик.
Развернув свитки, он узнал в них навигационные карты безбрежного Мирианского океана.
— Путь к сокровищам, в сравнении с которыми королевская казна покажется карманом нищего, — ответил Де'Уннеро. — Путь к Пиманиникуиту.
Сверкающие глаза Олина, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
— Как? — задыхаясь, прошептал он. — Зачем вы… на что вы рассчитывали…
Старик поднял глаза от свитков и с недоверием покачал головой.
— Подумайте, сколько несметных сокровищ лежит под песками Пиманиникуита, — сказал Де'Уннеро. — Сколько самоцветов, выпавших из Гало Короны, накопилось там за сотни и тысячи лет.
— Но без благословения церкви они не имеют магической силы, — возразил аббат Олин.
— А это так уж необходимо? — осведомился бывший монах. — Разве изумруд, не имеющий магической силы, перестает от этого быть драгоценным камнем?
Настоятель Сент-Бондабриса подтолкнул свитки к Де'Уннеро.
— Это запрещено, — заявил он, явно напуганный столь дерзким предложением.
— Кем запрещено?
— Церковным каноном! — воскликнул Олин. — Запрещено с давних пор. Со времен святого Абеля!
— Так ли это страшно? — спросил Де'Уннеро, подражая его вчерашним словам, когда они говорили о равнодушии Бога к земным делам.
Старый аббат долго обдумывал свой ответ, то и дело поглядывая на лежавшие на столе свитки.
— Чего вы хотите от меня? — наконец спросил он. — И каковы ваши замыслы?
— У вас хорошие связи с судовладельцами, — ответил Де'Уннеро. — Мне нужны корабли, чтобы совершить это плавание. Если случится что-то непредвиденное, не опасайтесь, ваше имя нигде не будет упомянуто.
— Сколько кораблей?
— Чем больше, тем лучше, — сказал бывший монах. — Каждый из отправившихся в экспедицию вернется с таким богатством, которое ему и не снилось. А нам эти камешки понадобятся, чтобы набрать и снарядить армию и в подходящий момент возвести Эйдриана на престол Хонсе-Бира.
— И потом, имея всю полноту власти, вы займетесь возвращением церкви на истинный путь, — заключил Олин.
В ответ его собеседник лишь улыбнулся.
— Король Дануб моложе меня на несколько десятков лет, — сказал настоятель Сент-Бондабриса. — Мне его не пережить.
Де'Уннеро снова только улыбнулся. На этот раз зловеще.
ГЛАВА 25
ПАСМУРНАЯ ОСЕНЬ
Осень восемьсот сорок третьего года Господня была в Урсале пасмурной. Унылость серых небес отзывалась тоской и унынием в душах и сердцах.
— Вы собираетесь их навестить? — спросил Дануба герцог Калас в один из дождливых дней.
Невзирая на дождь и холодный ветер, король и герцог прогуливались по саду. Вопрос касался сыновей Констанции и Дануба. Мальчики вместе с матерью жили теперь в Йорктауне — самом крупном городе провинции Йорки. Она лежала к востоку от Урсала и представляла собой живописный холмистый край с плодородной землей и благодатным климатом. Придворная знать обожала эти места и часто проводила там зиму.
— Мое место здесь, рядом с моей женой, — твердо ответил Дануб и заметил, как поморщился в ответ на его слова Калас.
— По обыкновению, королевская чета всегда проводит зиму порознь, — напомнил ему герцог.
— Прикажешь королю зимовать с бывшей любовницей? — с язвительной усмешкой спросил Дануб. — Даже если она и является матерью двух его сыновей?
— Констанция была бы рада вас увидеть, — осторожно заметил Калас.
Он недавно посетил Йорки и, навестив опальную придворную даму, был удручен ее подавленным состоянием.
— Я не хочу больше об этом слышать, — заявил король.
— Но эти мальчики — ваши сыновья, наследники престола, — не унимался герцог. — На вас лежит ответственность за будущее королевства. Осмелюсь заметить, более серьезная ответственность, нежели ваш долг по отношению к супруге.
— Думай, о чем говоришь!
