Мадам Ланж позвала его, когда он был уже в конце коридора.
— Мсье Эли!
— Да, мадам.
— Вы не занесете письмо на почту? Вы ведь как раз пойдете мимо.
Разве это не было знаком? Сама того не подозревая, она давала ему правдоподобное объяснение для телеграммы, которая до сих пор оставалась самым слабым местом плана. Центральная почта располагалась сразу за мостом и была открыта всю ночь. Наверняка в одной из мусорных корзин он найдет чью-нибудь смятую телеграмму. Люди ежедневно получают их до востребования и не обязательно уносят с собой.
Он должен был поторопиться, чтобы вернуться вовремя к изгороди пустыря.
Ему не требовалось больше ничего обдумывать, достаточно было просто следовать плану.
Это было самым простым. Болезненный период вынашивания закончился, как и период принятия решений.
Он пересек мост, заглянул лишь в две мусорные корзины, делая вид, что выбросил туда что-то по ошибке, и быстро нашел телеграмму, в которой говорилось:
Приезжаю завтра в восемь утра. Целую. Люсиль.
Он не улыбнулся, хотя у него возникло такое желание. В тот момент, когда он выходил с почты, он увидел Мишеля, направляющегося к центру города.
Теперь ему нужно было дождаться его возвращения. Все улицы здесь были освещены и заполнены прохожими. Мишель его не видел, и он смог незаметно последовать за ним, соблюдая дистанцию.
На главной улице в большинстве домов располагались кафе или пивные, и Мишель вошел в одно из ярко освещенных зданий с мраморными столами, где студенты пили пиво в клубах табачного дыма.
Самым сложным для Эли теперь было оставаться на холоде в течение часа, быть может, двух или больше, и не впасть в уныние. Туман был его помощником, искажая свет и силуэты прохожих и придавая городу нереальный облик.
Время от времени он подходил к большим окнам пивной и мог видеть Мишеля, сидящего за столом с двумя молодыми людьми. Все трое о чем-то разговаривали и курили сигареты. Мишель пил не пиво, а желтоватый ликер из небольшой рюмки.
Несколько раз он принимался смеяться. Быть может, он рассказывал о том, что произошло вчера, говорил об Эли, о том, какой у него, наверное, был вид по ту сторону двери?
Чуть дальше, на пороге, в темноте обнималась парочка влюбленных, они неподвижно простояли так около часа, затем молча направились к трамвайной остановке. В трамвай села одна женщина, а мужчина на тротуаре смотрел ей вслед.
Воздух был сырым и холодным. У Эли начало болеть горло, и это его обеспокоило, поскольку в случае ангины ему требовалось на выздоровление несколько недель.
В четверть одиннадцатого трое молодых людей наконец встали из-за стола. Мишель заплатил по счету. На тротуаре он шел между двумя другими. Насидевшись в тепле, они шли не торопясь, не чувствуя холода, а один из них даже не застегнул свое пальто.
Эли свернул направо и пошел коротким путем, чтобы быстрее дойти до моста, и когда он шагал через него, туман над рекой был таким густым, что газовые фонари стали похожи на желтые диски без лучей.
Эли шагал быстро, торопясь дойти до изгороди, чтобы скорее все закончить.
Он спрятался в углублении между домами, там, где стоял Мишель тем вечером, когда держал в своих объятиях Луизу. Здесь Эли оставался незамеченным. Его можно было увидеть лишь с расстояния двух метров, и то лишь повернув голову в его сторону.
На перекрестке, где Мишель обычно прощался со своими друзьями, они наверняка остановились поболтать, прежде чем пожать друг другу руки. Это длилось долго. Прошло не меньше четверти часа.
Затем внезапно послышались шаги Мишеля. Эли достал револьвер из кармана, убедился, что он снят с предохранителя. Ничего уже нельзя было изменить. Он был обязан его наказать. Это стало уже не просто личным делом между ним и Мишелем. Это стало вопросом справедливости. Шаги были быстрыми, бодрыми. Ему показалось, что молодой человек вполголоса напевает, но он не был уверен, потому что в ушах у него зашумело.
Эли решил дождаться последней секунды и выстрелить в упор, чтобы не промахнуться.
Из темноты показался силуэт, затем лицо; он сделал шаг вперед и оказался рядом с Мишелем, так близко, что едва сумел вытянуть руку.
Он выстрелил сразу же, целясь в лицо не нарочно. На самом деле он вообще не целился. Оружие точно само сверкнуло в его руке, и он ощутил толчок. В ту же секунду рот, подбородок Мишеля исчезли, превратившись в черную кровавую дыру. Румын упал не сразу, глядя на него одновременно удивленно и жалобно, словно еще было не поздно сделать что-нибудь для него.
В конце концов он рухнул на бок, и его голова с гулким стуком ударилась о мостовую тротуара.
Эли застыл на месте. Он забыл о том, что нужно бежать. И чуть было не упустил самую важную часть своего плана.
Чтобы купить билет на поезд, ему требовалось больше денег, чем у него было, и он собирался взять недостающую сумму в бумажнике Мишеля. К тому же, забрав его личные документы, он отсрочит опознание, и полиция не сразу придет в дом мадам Ланж. Это оказалось самым трудным. Он нагнулся, почти встал на колени, как делал это перед дверью, засунул руку в пиджак и почувствовал биение сердца, услышал в горле Мишеля странный звук, напоминающий бульканье. Ему показалось, что веки румына затрепетали, и, схватив бумажник, Эли в ужасе бросился бежать.
Он заблудился в лабиринте улочек, вынырнул в незнакомом месте, и ему пришлось сделать большой крюк, чтобы вернуться домой, где свет уже не горел.
Он сразу же поднялся на третий этаж, ошибся дверью. В темноте раздался голос Луизы:
— Кто здесь?
Мадам Ланж тоже уже легла. Она не сразу зажгла свет. Сначала он сказал ей то, что задумал.
— В каком часу у вас поезд?
— Через тридцать пять минут.
— Я помогу вам собрать чемодан.
Он увидел ее в ночной рубашке, в бигуди, снова услышал голос Луизы:
— Что случилось, мама?
— Мсье Эли должен уехать. Его отец при смерти.
Несколько минут спустя, с чемоданом в руке он размашистым шагом шел в сторону вокзала и, проходя по мосту, выбросил в реку револьвер, как было предусмотрено заранее.
Он больше не думал о Мишеле, его мысли были заняты лишь поездом, на который никак нельзя было опаздывать.
Часть вторая
Владелец Карлсон-Сити
1
Апартаменты номер 66
Телефонный звонок так резко разорвал тишину, что его услышали даже те, кто находился на улице; некоторые медленно повернули голову и прислонили лицо к стеклу, чтобы вглядеться в сумрак холла. Эли, занятый тем, что выписывал цифры в столбик, машинально бросил взгляд на коммутатор, переставил штепсель в другое гнездо, снял трубку.
