Самым обескураженным, самым несчастным из всех был Крейг, который приложил столько усилий, чтобы удержать своих лучших сотрудников в Карлсон-Сити, и которому до сих пор ничего не объяснили.
К половине пятого в холле отеля появился другой посетитель, скотовод, владеющий ранчо, расположенным в десятке миль от города.
— Я к господину Зограффи.
— Он вас ждет?
— Полагаю, что да. Он прислал мне телеграмму с просьбой приехать к нему сегодня после обеда.
Это было правдой. Йенсен велел его пропустить. Полчаса спустя он попросил соединить его по другому номеру телефона, принадлежащему адвокату Делао, который был другом Крейга. Делао, проходя мимо, лишь пожал руку Чавесу, не сказав ему ни слова, не сделав никакого намека на цель своего визита в шестьдесят шестой номер.
Четверть часа спустя сам Делао позвонил в свой офис и попросил прийти секретаршу с портативной печатной машинкой.
— Они купили ранчо, — пробормотал Чавес, пытающийся собрать происходящие события в единое целое. — Видимо, Делао пригласил секретаршу, чтобы напечатать соответствующий документ.
Он набрал номер Крейга, повторил в трубку:
— Я думаю, что они сейчас оформляют покупку ранчо Теда Брайана.
— Тед у них?
— Да. И Делао тоже, он пригласил свою секретаршу. Старый негодяй Мерфи тоже с ними, его они вызвали первым, и, судя по всему, он был в курсе.
— Я сейчас приду.
У Крейга не было больше сил оставаться в своем офисе, где он не мог усидеть на месте. Это был высокий широкоплечий мужчина с грубыми манерами, который сразу же потащил Чавеса в бар.
— Мне необходимо выпить.
Судя по его раскрасневшемуся лицу, он делал это сегодня уже не в первый раз. Наверняка кто-то принес в офис бутылку, чтобы убить время.
Он облокотился на стойку бара, в то время как управляющий, стоя рядом с ним, не стал ничего заказывать, а продолжал наблюдать за холлом, устремляясь к Эли всякий раз, когда звонил телефон.
Крейг выпил две двойных водки, взгляд его становился все мрачнее, и в итоге он с силой ударил кулаком по стойке.
— Сейчас увидим, что он задумал! — воскликнул он своим зычным голосом, направляясь к Эли.
Он велел ему:
— Соедини меня с шестьдесят шестым. — И, взяв трубку в руку: — Йенсен? Мне необходимо поговорить с патроном…
Со своего места Эли слышал в трубке спокойный голос Йенсена.
— У меня сложилось впечатление, что все забыли о том, что до нового распоряжения я еще являюсь директором компании… Как? Что?..
Лицо его побагровело. Казалось, он вот-вот взорвется, но неожиданно он начал постепенно успокаиваться, голос его становился тише, и он закивал головой, тихо повторяя:
— Да… Да… Понял… Да…
И наконец:
— Решено. Завтра в десять утра. Я буду здесь.
Он повторил, словно окружающие этого не слышали:
— Я встречаюсь с ними завтра в десять.
Крейг делал вид, что владеет информацией, но всем было ясно, что он знает не больше Эли или Чавеса.
— Вот хитрец!
Он вернулся в бар. На этот раз управляющий не пошел с ним. Первым в холл спустился Тед Брайан, владелец ранчо, в компании Делао и его секретарши.
— Пропустим по стаканчику? — предложил он.
Делао ответил:
— Не здесь.
— Я ведь все правильно сделал?
— Поговорим об этом позже.
Несколько минут спустя из лифта со счастливым и загадочным видом вышел Мерфи и долго жал руку Чавесу.
— Вот это тип! — восхищенно произнес он.
В шесть часов вечера уже пьяный Крейг позвонил жене и сообщил, что не придет ужинать. Она была обеспокоена его состоянием, а он лишь повторял в трубку:
— Не волнуйся! Я знаю, что делаю! Увидишь, что последнее слово будет за мной!
Нетвердой походкой он вернулся в бар и с вызовом посмотрел на шофера, который в это время пил водку. Он ничего ему не сказал, лишь оглядел с ног до головы, в то время как бармен Мак жестом попросил его успокоиться.
В четверть седьмого лимузин стоял у входа в отель. Несколько минут спустя лифт поехал на шестой этаж, и Гонсалес устремился к его дверям.
Зограффи вышел первым, поджарый, безукоризненный в своих черных брюках и смокинге сливочного цвета. Пока Йенсен, тоже облаченный в смокинг, относил ключ на стойку администратора, он остался стоять посреди холла, ни на кого не глядя, с сигаретой во рту, аромат которой показался Эли до боли знакомым.
Гонсалес толкнул вертящуюся дверь. Шофер Дик, стоявший на тротуаре, открыл и захлопнул дверцу.
В холле зажгли свет. Небо на горизонте еще было красно-фиолетовым, а горы — цвета лаванды.
Автомобиль беззвучно поехал вниз по улице, в то время как все провожали его взглядом.
Лишь Эли не встал со своего стула, чтобы посмотреть ему вслед. Он был весь красный. Капельки пота блестели у него на лбу.
Мишель даже не взглянул в его сторону.
3
Защитительная речь Эли
В семь часов Селия, жена Чавеса, вышла из лифта и на мгновение замерла, оглядывая почти пустой холл, хлопая ресницами, словно стояла на пороге салона, где все взгляды были устремлены на нее.
Это была самая красивая женщина Карлсон-Сити, так считали все, и она отдавала себе в этом отчет. Она также знала, что особую прелесть ей придавало детское выражение лица, и, как только с ней начинали разговаривать, она округляла глаза с преувеличенной наивностью.
Ее муж тут же устремился к ней и под руку повел к ресторанному залу, где за ними был закреплен столик справа от двери.
Каждый день она часами занималась своим туалетом, благоговейно и неустанно ухаживала за своим лицом, волосами, руками, каждой частичкой своего тела, которое она в итоге начала боготворить так же, как ее муж, а остаток времени проводила на диване за чтением романов. Поскольку его супруга постоянно находилась в апартаментах в полураздетом виде, Чавес требовал, чтобы она закрывала дверь на ключ, и часто бесшумно подкрадывался к номеру, чтобы в этом убедиться.
Иногда, запахнув пеньюар на груди, Селия вставала у окна, наблюдая за ленивым движением на улице.
Когда ее муж, отправляясь к Хьюго за газетой или сигаретами, замечал ее в окне, то знаками приказывал ей немедленно вернуться в комнату и закрыть жалюзи, поскольку он ревновал ее даже к возможным взглядам мужчин.
Где-то около года назад, когда в горах снимался фильм и актер, исполнявший главную роль, жил в отеле в течение двух недель, Чавес запретил Селии спускаться вниз, и даже ужинали они вдвоем в номере, а горничные утверждали, что все это время он носил ключ в своем кармане.
