— Ну, еще бы! Вы вошли в мой номер по собственному желанию… и оказались здесь с трупом, когда я вошел.
Она подошла ближе и пристально посмотрела ему в глаза:
— Вы что, на самом деле верите, что я способна убить человека?
Краска залила Танкреду лицо и шею, и он ощутил, что его ноздри раздуваются. Ее аромат кружил голову. Ее близость… затруднительное положение, из которого выручить Гелену мог лишь он, оставив ее тем самым в неоплатном долгу, — все эти мысли молнией пронеслись в голове Танкреда. Он сказал:
— Не знаю. В Париже вы выставили меня дураком.
— Нет, — возразила она. — Я… я просто не могла сдержать обещание. Кое-что произошло, и мне пришлось уехать из города.
— Это Л’Эстранж приказал вам прийти сюда?
— Л’Эстранж?
Он указал на мертвого мужчину. Ее глаза расширились.
— Л’Эстранж? Но это…
Она запнулась, уставившись на Танкреда. У нее были самые красивые глаза из всех, которые он когда-либо видел у женщин.
— Он заходил ко мне в Париже, убеждая, что написал мне письмо, подписанное именем Л’Эстранж. Сообщил, что во время войны был монахом-траппистом в нормандском монастыре…
— Это же нелепица! — воскликнула Гелена Райзингер. — На войне он был офицером-танкистом. Он приходится мне… кузеном. Его зовут Отто Райзингер. Майор Отто Райзингер.
— Можно задать вам вопрос? — спросил Танкред. — Сколько вам лет?
— Двадцать восемь, ну, двадцать девять.
— В 1944-м вам было двенадцать. — Он глянул на бывшего офицера-танкиста. — Ему же по меньшей мере лет сорок пять.
— Ближе к пятидесяти. Я помню, когда Отто посетил нас в Вене в конце войны, он показался мне стариком. Тогда я дала ему лет тридцать или тридцать один, но для девочки в двенадцать лет и это уже почтенный возраст.
Танкред потянулся вперед и дотронулся до ее сумочки.
— Не возражаете?
— Вы хотите посмотреть, сколько у меня при себе денег? Не так много, как… — Она сморщилась, словно от боли, и вручила ему сумочку. Танкред не стал ее открывать, а просто пощупал. В сумочке не оказалось крупного, твердого предмета. Он вернул ее обратно и поинтересовался:
— Где пушка? Она что, в ванной?
— С чего ей там быть?.. — Гелена запнулась. — Вы все еще думаете, что это я в него стреляла? Идите и смотрите в ванной, если не верите.
Танкред направился к ванной комнате, но вдруг остановился.
— Я не собираюсь сбегать! — сердито воскликнула она.
Танкред вымученно улыбнулся, когда Гелена плюхнулась в кресло, всего лишь в ярде от мертвого тела.
Он прошел в ванную, быстро оглядел все вокруг, понял крышку сливного бачка, заглянул внутрь, затем поставил крышку на место. Наконец вернулся в комнату. Гелена Райзингер не сдвинулась с места.
— Вы удовлетворены?
— Все равно неприятностей не избежать.
— Ничего такого не будет… если вы позволите мне уйти и просто сообщите о случившемся, не упоминая, что здесь находился кто-то еще.
— Он был армейским офицером. Возможно, хорошо известным. Его имя Райзингер…
— Он скрывал свое имя вот уже много лет. А что до его армейского досье, то думаю… думаю, там для полиции кое-что найдется. Он был с СС после 1940-го. Люди из СС сегодня не пользуются популярностью.
— Если я позволю вам уйти, то вы исчезнете, как это сделали в Париже?
— А что вы хотите от меня? Каких действий?
— Я хочу поговорить с вами.
Мгновение она обдумывала про себя все за и против. Затем кивнула:
— Я буду у моих друзей. Их фамилия Хайнц. Адрес: Кельн-штрассе, 27. Если возникнут неприятности, можете позвонить мне туда. Я все время буду ждать. Обещаю!
— Даю вам две минуты, чтобы покинуть отель. Затем позвоню управляющему.
Гелена вскочила на ноги, подошла к нему, но не поцеловала, а лишь улыбнулась.
— Благодарю вас, — произнесла она и быстро вышла.
Танкред глянул на часы и обождал ровно две минуты, потом еще лишних тридцать секунд. Затем потянулся к телефону.
Полиция прибыла через пятнадцать минут. Двое мужчин в форме и черных шлемах, похожих на ведерки для угля, и инспектор в дождевике. Другой инспектор и еще двое людей в форме явились двумя минутами позже. Они были очень обстоятельны, особенно второй инспектор — Шлегер.
Он лично обыскал номер, даже после того, как первый инспектор и его люди тщательно все прочесали. Шлегер перерыл багаж Танкреда и, пролистав страницы томиков «Привет, Цезарь!», обнаружил полость между страницами 320 и 338. Показав вырез в страницах Танкреду, спросил:
— Ваша работа?
— Будь я проклят, — заявил Танкред, — если пересматривал все книги. У меня их было целых шесть штук, когда я прибыл в Гамбург.
Инспектор вопрошающе поднял брови:
— Здесь только пять.
— Одну я вручил сегодня литературному агенту.
— Его имя?
— Доктор Фридрих Шпигель. Если позвоните ему, он подтвердит этот факт.
Инспектор кивнул:
— Это старый контрабандистский трюк, но тайник, устроенный вами, мелковат. Наркотики в конверте?
— Не будьте смешным!
— М-м-м… возможно, вы и правы. Уж больно тощим должен быть конверт, и количество наркотиков в нем вряд ли могло оправдать связанный с этим риск. Тогда что же, банкноты?
— Я же пытаюсь объяснить вам, — терпеливо произнес Танкред. — Я писатель и…
— Я знаю, что вы писатель, мистер Танкред, — перебил его инспектор Шлегер. — Я не читал ни одной вашей книги, но, перед тем как покинуть полицейский участок, сделал несколько телефонных звонков. Вы довольно известный человек. Вот почему я нахожу это дело столь затруднительным. По меньшей мере, все случившееся необычно, скажем так.
— Для меня более чем необычно. Войдя в своей номер в отеле, найти на полу мертвого человека… Это не то, что часто случается, не так ли?
— Да уж! И незнакомец к тому же… Вам же убитый незнаком, верно?
— Да, — с ходу ответил Танкред и тут же задумался, не допустил ли он ошибки, причем серьезной.
— Вы никогда не видели его прежде?
Танкред отрицательно покачал головой.
— Вам неизвестно его имя?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Вы явитесь в участок, чтобы подписать показания?
— Если должен…
— Вы известный американский писатель, — мягко произнес инспектор Шлегер. — Бывший армейский офицер со многими наградами. Американское консульство пришлет своего представителя в полицейский участок к тому времени, когда вы будете готовы сделать заявление. Я уверен, что будет еще и офицер американских вооруженных сил. Я звонил в их представительство перед выездом сюда, и полковник Гортон сказал, что непременно свяжется с командным генералом.
