— Она француженка? Во Франции следует быть осторожным. Впрочем, как и везде, мистер Танкред. В отеле можно встретить… — Он пожал плечами. — Послушайте меня, я прочел вашу книгу и знаю, что вы солдат. Вы прослужили в армии много лет. Во многих странах. И даже во Франции, если я верно запомнил?
— Да, — признался Танкред. — Я был здесь в 1944-м. И в 1945-м также.
— Конечно. Увы, меня схватили в 1940-м. Не разрешили покидать Париж. Это было трудное время. Нацисты… — Симон содрогнулся. — Не то время, о котором мы, французы, любим вспоминать. По крайней мере, до тех пор, пока не выгнали их прочь. Конечно, с помощью американцев. Я сам был в Сопротивлении. И в один прекрасный день, в декабре 1944-го… — Его вновь бросило в дрожь. — Так, небольшой эпизод. Тогда, значит, завтра вечером, мистер Танкред? Мы будем ждать вас.
— Хочу вас кое о чем спросить, мистер Симон, — проговорил тот. — Несколько лет назад во Франции была издана небольшая книжка с биографией Аттилы. Ее написал Марсель Давен…
— Марсель Дав… — Лицо агента ничего не выражало. — Давен… что-то не припомню такого.
— Возможно, он был коллаборационистом…
— Были и такие свиньи, мистер Танкред. Мучительно говорить об этом, но действительно нашлись французы, которые служили нацистам. И Марсель Давен один из них. Свинья!
— Выходит, вы его знаете?
— Знаю — не то слово, — огрызнулся Симон. — К сожалению, должен признаться, что был знаком с этим типом.
— Я бы хотел с ним встретиться.
— Нет! О нет! — воскликнул Симон. — Свинья, подобная Давену… и такой человек, как вы! Такого не должно быть, месье. Вы же были американским солдатом во время войны. А я… я был в Сопротивлении. Это никак не вяжется.
— Он написал книгу об Аттиле, — пояснил Танкред. — Несомненно, для этого ему пришлось проделать большую изыскательскую работу. Забудем на миг политические взгляды Давена, ибо сама по себе книга превосходна, а я бы хотел поговорить с ним о книге.
— Но он приспешник, месье. Никому не следует говорить с нацистом. Нет, если можно без этого обойтись. Аттила… — Внезапно его глаза зажглись. — Я вижу, вы собираетесь сравнить Аттилу с Гитлером? Да, конечно, налицо огромное сходство. Он тоже был мясником, этот Аттила. Вторгся в мою страну как Гитлер, уничтожал наш народ и имел своих коллаборационистов. Французы…
— Они тогда еще не были французами, — поправил Танкред. — Смесь кельтов и германцев. Немного от римлян и вандалов. Они стали французами значительно позже.
— Ах да, вы же ученый. Историк. Для вас страницы истории читабельны и понятны. Вы знаете историю моей страны, моего народа лучше, чем даже большинство из нас, которые всю свою жизнь были французами. И пишете с большой симпатией к нашим праотцам. В вашей новелле, мистер Танкред, вы живописали бедствия галльского народа в их долгой борьбе против агрессора, могущественного Рима…
— Мистер Давен, — перебил Танкред литературного агента. — Вы знаете, где он сейчас живет?
— Где он прозябает? Бежал вместе со свиньями, когда мы вышибли их из Франции. Германия — вот где он сейчас. Если все еще жив, о чем не могу думать без сожаления. Я не слышал о нем уже много лет. Он не опубликовал ничего с войны. По крайней мере, во Франции. В Германии?.. Я не читаю немецких книг. Этот язык вообще не подходит цивилизованным людям.
— Немецкий — прародитель английского языка, — напомнил Танкред.
— Грубятина, сплошная гортанщина! Словом, мерзость, — продолжал стоять на своем Симон. — Французский — это язык кавалеров, отточенный, культурный язык… Давен живет в Гамбурге.
— В Гамбурге?
— Так я слышал.
Глава 8
Сидящий на стуле лицом к двери мужчина был смуглым, тощим, лет сорока пяти, с густыми бровями и раскосыми глазами. Острый, орлиный нос придавал ему хищный вид.
Танкред застыл как вкопанный в дверях своего номера в отеле.
— Входите, мистер Танкред, — пригласил смуглолицый, — нам и прежде доводилось делить на двоих одно помещение.
— Кто вы? — окрысился Танкред.
— Я написал вам письмо, и вы ответили.
— Вы Л’Эстранж?
Смуглолицый пожал плечами:
— Это не то имя, на которое я откликался, когда много лет назад мы с вами вместе провели ночь в одном помещении.
Танкред развернулся, чтобы закрыть дверь.
— Вы брат Амбросий?
— Я был братом Амбросием.
Танкред прошел вперед и остановился в нескольких футах от того, кто был когда-то братом Амбросием, начав в него вглядываться. Тощий мужчина слегка улыбнулся:
— Да, капитан, однажды я был братом-молчальником.
— Как звали аббата, который тогда возглавлял монастырь?
— О да, вы осторожны. Хотите проверить меня? Очень хорошо. Его звали отцом Селестином. Принятое имя, конечно. Все монахи принимают имена святых, когда удаляются в монастырь. И я тоже так сделал.
— Еще один вопрос. Что произошло днем после той ночи, которую, по вашим словам, мы провели вместе в монастыре?
Мужчина, бывший когда-то братом Амбросием, ни на секунду не смешался.
— Пришли немцы. Убили восьмерых братьев. Отца Селестина оставили умирать, но он оправился.
— И где были вы, когда пришли немцы?
— Я знал, что вы зададите этот вопрос. Я работал в поле, да, в пять утра. Услышал стрельбу и… — Он содрогнулся. — Вот тогда-то я понял, что в святые не гожусь. Я убежал, мистер Танкред. Бежал так, словно за мной черти гнались.
— С тех пор все так и бегаете?
— Почему я должен бегать? Я сбежал один раз. Этого достаточно.
Танкред уселся, не сводя глаз с человека, назвавшего себя Л’Эстранжем.
— Вы написали мне письмо.
— Хотите сразу взять быка за рога? — Смуглолицый слегка скривился. — Эта ваша американская идиома не очень-то подходит. Добраться до сути — наверное, так было бы правильнее сказать. Очень хорошо! Перехожу к сути дела. Вы здесь, чтобы повидать отца Селестина. Полагаю, он не очень лестно отозвался обо мне? — Мгновение Л’Эстранж подождал ответа, но, когда Танкред отмолчался, продолжил: — Монастырь очень старый. Он уже был старым до того, как трапписты забрали его почти триста лет назад. Я провел в монастыре шесть лет. Одна из причин, почему я не стал хорошим монахом, — приступы любопытства, которое я никогда не мог удовлетворить. Например, я изучал древние реликвии этого монастыря. Они были весьма любопытны… и интересны. Вы говорили о них с отцом Селестином?
— Нет.
— Но вы знаете, что там находятся реликвии?
— Нет, не имею ни малейшего понятия.
— Вы же ученый, капитан. Я прочел вашу книгу. Она явственно выказывает ваше глубокое знание древней истории и древних преданий. Такое приобретается не за короткий период, а с годами. У вас на изучение ушло немало лет.
