– Ваша светлость. – Я опустилась в реверанс, но она тут же коснулась моей руки, позволяя подняться.
– Обойдемся без лишних формальностей. – Голос у нее тоже оказался мягкий и теплый. – Могу я называть вас Шарлоттой?
– Разумеется, – выдохнула я.
Вот что я там говорила про врасти в пол? По-моему, это случилось сейчас.
– Спасибо, мистер Рольд, – герцогиня обратилась к распорядителю. – Оставьте нас наедине, пожалуйста.
Наедине – это было сильно сказано, потому что вокруг картины толпился народ (правда, на почтительном расстоянии), но мужчину сдуло ветром, стоило ей на него взглянуть. На меня ее светлость посмотрела чуть дольше, но ни разу не пристально, не свысока, разве что внимательно. И кажется, сразу почувствовала мою неловкость, потому что солнечно улыбнулась.
– Шарлотта, пройдемся по залу?
На нас глазели все: начиная от коллег и заканчивая посетителями. Я всей кожей чувствовала прилипающие к ее великолепному, а затем к моему простенькому платью взгляды. Зато герцогиню это ничуточки не смущало.
– У вас потрясающая картина, – произнесла она, скользя взглядом по представленным по правую руку от нее работам.
– Благодарю, ваша светлость.
– Вы ранее где-нибудь выставлялись? – Герцогиня снова посмотрела на меня.
– Нет. Я бы очень этого хотела, но…
– Понимаю. Вы очень смелая девушка.
Второй раз за день меня называли смелой, но если Ирвин сделал это в шутку, то сейчас я даже слегка покраснела.
– Не стоит смущаться, Шарлотта. Чтобы представить такой сюжет на суд мужчин, нужно обладать как минимум решительностью.
Она на миг задумалась, а я неожиданно вспомнила слова леди Вудворд:
«Ее светлость в свое время играла в откровенной постановке безобразного содержания…»
Неужели это правда, и герцогиня была актрисой?!
– Почему вы решили выставлять «Девушку»?
– Я просто хотела, чтобы ее увидели люди, – улыбнулась. – Как можно больше людей. Кому-то она просто понравится, а кого-то, возможно, заставит задуматься…
– О свободе. О том, что женщина способна на многое, – закончила ее светлость и улыбнулась, перехватив мой удивленный взгляд. – Я понимаю, что вы хотели сказать. Думаю, многие в этом зале понимают, но далеко не все решатся на то, чтобы в этом признаться. Себе, не говоря уже о других.
Кажется, она стала первой, кто не спросил меня, что значит «Девушка». Не только не спросила, но и рассказала почти моими словами. Моими мыслями, если можно так выразиться – конечно, слова были немного другие…
– Во сколько вы оцениваете «Девушку»?
– Я не думала об этом, ваша светлость.
Если честно, и правда не думала. Просто не представляла, что могу с ней расстаться.
– Хотя бы примерно.
– Пятьсот анталов.
Сумма, которую я назвала, не имела никакого отношения к реальности. Мои работы на рынке уходили в среднем за пятьдесят-семьдесят фэнтингов, которых в антале сотня. Учитывая, что продавать «Девушку» я не собиралась, не все ли равно.
– Я дам вам за нее две тысячи.
А?..
– Две тысячи анталов, Шарлотта, – повторила герцогиня и лукаво улыбнулась. – Что скажете?
Она что, правда хочет ее купить?
– Сожалею, ваша светлость, но я не могу ее продать.
– Не можете или не хотите?
– Не хочу, – призналась честно. – Это никак не связано с вами, просто… «Девушка» стала частью меня. Когда выставка закончится, я заберу ее домой.
Герцогиня покачала головой. Мы как раз остановились рядом с горкой и тучкой, то есть с мобилем на горке и тучкой. Улыбка на лице ее светлости говорила о том, что она тоже задумалась о чем-то веселом. Например, о том, как мобиль туда попал или как водитель будет оттуда выбираться… хотя для водителя это точно невесело.
Всевидящий, что мне за чушь в голову лезет?
А впрочем, неудивительно. Я, кажется, беседую с герцогиней. И кажется, только что отказалась продать ей картину.
Ой-й-й.
– Что ж, понимаю, – вздохнула она и, наконец, повернулась ко мне. – В таком случае позвольте дать вам совет, Шарлотта.
Я внимательно посмотрела на ее светлость.
– Снимите картину с выставки.
Очарование разговора развеялось, словно его и не было.
– Снять? – тихо переспросила я. – Сегодня?
– Сейчас.
Не понимаю. Она же только что сказала, что «Девушка» ей нравится!
– Шарлотта, ваша картина чудесна, но она не для нашего времени. Не для нашего общества.
– А для какого? – выдохнула я. – Разве это время когда-нибудь придет?
– Когда-нибудь придет обязательно, – ее светлость улыбнулась. – Но не сейчас. Наши с вами современники слишком категоричны и такого не простят.
– Чего именно? Внимания? Успеха?
– Дерзости. Для них это дерзость, Шарлотта. Вы бросаете вызов современным устоям и всем, кто им следует.
– Благодарю за совет, ваша светлость, но картина останется на выставке.
Какое-то время она внимательно смотрела на меня, а после кивнула:
– В таком случае мне остается только пожелать вам удачи. Была очень рада с вами побеседовать, Шарлотта.
– Взаимно, ваша светлость.
Герцогиня развернулась (удивительно плавно, словно в танце), а я снова опустилась в реверанс. Стоило нам разойтись, как внимание тут же переключилось на нее, хотя пару прицепившихся колючками взглядов еще поймала, пока сама пыталась отыскать Ирвина. Он стоял чуть поодаль: заметив, что я освободилась, тут же направился ко мне.
– Шарлотта, у тебя глаза как блюдца.
Хорошо, что не как суповые миски. Такие же бездонные и осмысленные.
– Ее светлость спросила, во сколько я оцениваю картину.
– Она хотела купить «Девушку»?!
– Да.
– А ты…
– Я отказалась.
– И не зря. Она пользуется успехом.
Обернулась: публика и впрямь стекалась к «Девушке». Кто-то отходил, их место тут же занимали другие. Зал наполнялся людьми и голосами, шумом шагов, шелестом платьев, но кажется, ни возле одной картины не задерживались так надолго. Я просто глазам не могла поверить. Столько людей, и все… все смотрят на нее!
Как я могу ее снять?!
И что плохого может случиться, если «Девушку» увидят люди?! Почему она такое сказала? Зачем?
– Она удивительная, – проследив мой взгляд, с улыбкой произнес Ирвин.
