Возможно, из-за этого странного тумана, а может быть, из-за оцепенения, в котором до сих пор пребывала, не сразу поняла, что мы свернули в другую сторону. В себя пришла, лишь когда позади остались шумные, принарядившиеся в первые огоньки улочки, и замельтешили более узкие, где едва мог развернуться один экипаж.
– Куда мы едем?! – резко повернулась к Орману.
Он едва взглянул в мою сторону. Зато ответ прозвучал четко, холодно и лаконично:
– Ко мне.
4
До Дэрнса мы добирались в молчании. Я смотрела сквозь стекло, разглядывая фонари, лица прохожих, домики и улочки, сменявшие одна другую. Отмечала, как они становятся более широкими, как раздаются особняки, заполняя собой облетевшие, но по-прежнему ухоженные сады. Только когда впереди замаячила набережная Ирты, подавила желание вцепиться в сиденье. Мысль о том, что придется снова перед ним раздеваться, была невыносимой. Равно как и о том, что выбора у меня нет.
Какой выбор у любимой игрушки с долговой меткой?
Навалилось странное отупение: пожалуй, впервые в жизни я не чувствовала ничего. Поэтому молча вложила руку в его ладонь и так же молча поднялась по ступеням к знакомым уже дверям. Казалось, что со вчерашнего дня прошла целая вечность, за которую моя жизнь превратилась в странную череду событий, сменяющих одно другое с головокружительной скоростью.
Как и в прошлый раз, нас вышел встречать Тхай-Лао. Орман перекинул пальто с моих плеч ему на руки.
– Займись ужином, Тхай. Я провожу мисс Руа сам.
Иньфаец поклонился и скрылся где-то в недрах этого бесконечного дома, а Орман указал мне на лестницу.
– Не утруждайтесь, – сказала холодно. – Я помню дорогу.
– Не сомневаюсь в вашей памяти, – произнес он. – Но для начала вам стоит привести себя в порядок. Не находите?
«Не нахожу», – хотела сказать я, вместо этого подхватила юбки и направилась наверх. Орман даже в ботинках вышагивал бесшумно, как Тхай-Лао в своих сандалиях. Не представляю, где он этому научился, сейчас уже сложно было вспоминать первое впечатление от этого мужчины в Музее искусств. Тяжелый, чеканный шаг, чуть замедленный из-за хромоты. Внимательный, цепкий взгляд, опущенные плечи, сжимающиеся на набалдашнике пальцы.
Стоило вспомнить про его… многофункциональную трость, внутри все перевернулось. С трудом справившись с желанием опрометью броситься вниз, шагнула к повороту лестницы на третий этаж, но Орман меня удержал. Наверное, точнее будет сказать, придержал. Мягко, за локоть, но мягкость совершенно не вязалась с его образом, поэтому я отмела это определение, как совершенно бессмысленное.
– Привести себя в порядок, – напомнил он, направляя меня в соседний коридор.
Просторный, отмеченный светильниками-артефактами, как на третьем этаже. Они загорались, стоило нам приблизиться и гасли, когда мы удалялись. Здесь тоже было прохладно, с каждым шагом я все больше уверялась в том, что здесь никто не живет. Никто, кроме Ормана, иньфайца, и… я вдруг поняла, что не помню здесь женских голосов. Совсем. То есть прислугу, особенно в таких домах, разумеется учат быть незаметной, но он даже ужином приказал заняться Тхай-Лао. Не отдать распоряжение по поводу, а именно заняться. Мысль о том, что нас здесь всего трое, сейчас показалась особенно дикой. И пугающей.
– Зачем вам такой большой дом? – не удержалась от шпильки. – Каждый день спите в новой комнате?
– Храню тела неугодных. Вроде графа Вудворда. – Орман неожиданно остановился и толкнул дверь. – А еще прячу маленьких гувернанток, которые отказываются отдавать долги и смотрят на меня, как на чудовище.
От того, как это прозвучало, у меня напрочь отшибло всякое желание продолжать разговор. Впрочем, Орман тоже не горел желанием его продолжать: мы оказались в комнате, где от растопленного камина исходило тепло. Настолько манящее, что стоило немалых усилий удержаться в дверях и не шагнуть к нему, протягивая огню озябшие ладони. Впрочем, вряд ли сейчас меня что-то могло согреть: несмотря на тепло, кожа покрылась мурашками. Я чувствовала накатывающую волнами дрожь и надеялась только на то, что она накроет меня, когда Орман уйдет.
– Ванная, – он указал на приоткрытую дверь, – к вашим услугам. Приводите себя в порядок, переодевайтесь (там есть халат), и выходите. Я вернусь через час.
Через… через час?!
– Будете меня при свечах рисовать?
– Предпочитаю магические светильники.
Дверь за Орманом закрылась, и я осталась одна.
Ну и что мне здесь делать? Одной, целый час.
Я медленно приблизилась к камину: старинному, в мраморе, украшенному узорной лепниной. На полке стояли тяжелые часы в бронзе, больше не было ничего. Это вообще была на удивление безликая комната, совсем как во сне, только цвета другие. Темно-синее мешалось с серебром и черным, придавая спальне давящей мрачности. Тем не менее несколько минут я потратила, бездумно стоя у камина. Жар, тянущийся по комнате, бликами играл на обивке кресел и нижних покрывал, оживляющих комнату, а вот зеркала здесь не было.
Оставив за спиной спальню, шагнула за дверь, и оказалась в самой роскошной ванной комнате, в которой мне доводилось бывать. Жемчужно-кремовый кафель, рядом с огромной белоснежной ванной – занавешенное шторками небольшое окно. Окно, за которым вечер уже наливался сумеречной синевой. Шкафчик со множеством полочек и ящичков, где стояли самые разные пузырьки, к зеркалу у туалетного столика придвинуто кресло. Обещанный халат цеплялся вешалкой-плечиками за поблескивающий в свете артефактов крючок. Под ногами лежал настил: мягкий, на который я не решилась ступить в ботинках.
В доме виконта мне дозволялось пользоваться ванной леди Ребекки, но она была значительно теснее и не в пример проще, не говоря уже об общей ванной на этаже. Осознание окружающей меня роскоши встало комом у горла, особенно когда я вспомнила Вудворда. Его руки на моем теле: жадные, сминающие грудь. Статью, в которой «Девушку» назвали скандальной насмешкой над ценностями общества, призванной разрушать все достойное, что есть в Энгерии.
Что подумает леди Ребекка? Виконт Фейбер наверняка привезет из города «Светоч» с последними новостями. Или уже привез, перед клубом он обычно заезжает на поздний чай.
«Знаете ли вы, моя дорогая, что учудила ваша воспитанница?» – скажет он светским тоном. Тем тоном, которым всегда обращается к супруге.
И протянет листок.
Я представила, как она берет в руки газету, как пробегает взглядом строчки, как меняется в лице.
А ведь на выставку леди Ребекка так и не пришла. Я отдала ей билеты, но она не пришла.
И Эби не отпустила, ее тоже не было в день открытия. Все потому, что после того ужасного сна я забыла за нее попросить.
Интересно, долговая метка убивает быстро?
Эта мысль подействовала на меня, как пощечина, всколыхнув нездоровую злость. На себя, на Ормана, на все, что в моей жизни случилось по его милости. Я вылетела из ванной, а следом и из комнаты, промчалась по этажу к лестнице и ухватилась за перила, чтобы удачнее затормозить. Набрала в грудь побольше воздуха и заорала:
