– Месье Орман! Месье Орман! Месье Орма-а-а-а-ан!!!
Эхо подхватило мой крик, разнесло его по пустому особняку. Судя по тишине, особняк был по-настоящему пустой, потому что ни шагов, ни шорохов, ни ответа я не услышала. Скатившись с лестницы (чуть ли не буквально, потому что на середине умудрилась споткнуться), я выровняла дыхание и рявкнула снова:
– Месье Орман!!!!
Вышло настолько громко, что даже у меня зазвенело в ушах.
Тхай-Лао и хозяин дома нарисовались одновременно: один из недр пожирающего звуки особняка, второй – за моей спиной, на лестнице. Это я поняла, проследив взгляд иньфайца.
Медленно обернувшись, сложила руки на груди, встречая потемневший взгляд из прорезей маски. Интересно, сейчас-то она ему зачем?!
– Хотели меня видеть, мисс Руа?
Он неспешно спускался по лестнице: подтянутый и опасный, но в эту минуту мне точно не было дела до его опасности.
– Хотела, – я вытянула руку с долговой меткой, – снимите это. Немедленно! Или…
– Или что? – Голос Ормана звучал вкрадчиво, если не сказать мягко, но под этой мягкостью рождались рычащие нотки, от которых в любой другой день у меня бы волосы встали дыбом. К счастью, сегодня моим волосам было не до этого.
Он остановился в двух шагах от меня, и я спокойно встретила его взгляд.
– Или я выйду за эту дверь, – холодно припечатала я, – а завтра мое тело найдут на вашем пороге.
– Не найдут, – сообщил Орман. – Мы же с вами уже обсудили, что я умею избавляться от тел.
Мысль о том, что я проиграла, даже не успев сказать первое слово, оглушила. Глядя ему в глаза, отчетливо поняла, что через час меня снова разденут и свяжут. После чего сон, превративший меня в порочную марионетку, повторится, только на этот раз наяву. Осознание этого ударило сильнее пощечины Вудворда, и я бросилась к двери. Бросилась отчаянно, яростно, сражаясь за свою жизнь и свободу, за то немногое, что у меня еще оставалось. Рванула тяжелую ручку на себя, падая в напоенный морозом воздух. Холод впился в шею и в руки, холод живой, не магический: воздух облепил тело ледяной коркой, заматывая в кокон стужи. Я бежала, не разбирая дороги, просто летела – до той минуты, как меня перехватили и рывком дернули назад.
– Пустите! Пустите! Пустите! – Я колотила Ормана кулаками по груди, насколько позволяли стальные объятия. Брыкалась, царапалась, кусалась, пока холод не скользнул внутрь.
Упала ему на руки безвольной куклой, понимая, что не могу даже пошевелиться. Не то что пошевелиться, слова ему сказать: мое тело больше мне не принадлежало. Сердце гулко стучало в ушах, пока он нес меня по улице, пока поднимался на крыльцо, и когда шагнул внутрь. Увы, единственное, что я могла, это смотреть: как мимо плывет смазанный быстрой ходьбой окружающий мир. Голова казалась тяжелой, перевернутый холл дергался перед глазами туда-сюда. Равно как и лицо Тхай-Лао (в котором я на миг уловила сожаление), и его спина, когда иньфаец шагнул к двери, чтобы ее прикрыть.
Орман поднимался по лестнице, а я считала столбики и мгновения до того, когда он снимет с меня заклинание. Столбики закончились, пошли артефакты, шаги Ормана грохотом отдавались в ушах в такт бешено колотящемуся сердцу. Руки подо мной были напряженными, если не сказать каменными.
Дверь он открыл плечом, а в ванную комнату меня втащил, даже не потрудившись снять ботинки. Втащил и усадил в кресло к туалетному столику, опираясь ладонями о подлокотники и нависая надо мной. В сумрачную темень взгляда вплетался раскаленный золотой ободок, почему-то именно сейчас пугающий меня до дрожи.
– Правило первое, мисс Руа. Никогда не смейте повышать на меня голос или мне приказывать.
Он коснулся моей щеки, и я невольно взглянула на свое отражение. Волосы выбились из строгого пучка и торчали спутанными прядями, на бледном лице выделялись глаза и левая скула – огромным красным пятном. Там, где пальцы Ормана дотрагивались до оставленного ладонью Вудворда следа, не было больно. Прикосновение ощущалось, как через плотную ткань.
– Правило второе. За плохое поведение полагается наказание.
Наказание?
За что?! За то, что не хочу становиться его куклой?!
Попыталась рвануться, но тщетно: тело по-прежнему отказывалось мне подчиняться. Не только тело, но и язык, потому что когда я попыталась высказать Орману все, что о нем думаю (не стесняясь в выражениях), у меня это не получилось.
– Какой взгляд! Право-слово, когда женщина молчит, она становится еще более привлекательной.
Орман оттолкнулся ладонями от подлокотников и стянул перчатки. За ними последовал жилет (он лег на спинку кресла), а Орман закатал рукава и шагнул к шкафчику возле ванной. Видеть, что там происходит, я не могла, но звук выдвигаемого ящика хлестнул наотмашь. Так же, как легкий шорох и звяканье, донесшиеся с той стороны.
Чувства обострились до предела, особенно когда вода с силой ударила в ванную. Наверное, если бы я могла повернуться и посмотреть (пусть даже увидеть очередную веревку), стало бы легче, но я не могла. Даже моргать не могла. Ни пошевелиться, ни слова сказать, сковавший тело холод слабее не становился. Наоборот, он становился сильнее, когда я пыталась ему воспротивиться – вонзался иголочками в тело, словно предупреждая.
Я билась в захвате заклинания, по-прежнему оставаясь неподвижной, с каждой минутой все отчетливее ощущая свою беспомощность.
– Сидите смирно, мисс Руа?
Издевка прозвучала совсем рядом, и я мысленно вздрогнула: из-за шума воды даже не расслышала, как он подошел.
– Тогда начнем.
Я бы зажмурилась, но увы. Со стороны могло показаться, что я просто устала и прилегла отдохнуть в кресло, особенно когда его пальцы невесомо погладили шею. Отражение рисовало растрепанную меня и Ормана, склонявшегося надо мной, расстегивающего пуговицу за пуговицей. Я могла лишь смотреть, как раскрывается воротник платья, затем лиф (длинной вереницей выскальзывающих из петель перламутровых капелек, уходящих на талию).
Почему-то закончив с ними, он не стал снимать платье. Опустился на одно колено, мягко подхватил мою ногу, освобождая из плена грубых осенних туфель. Краска залила щеки, когда я вспомнила, на что похожи мои каблуки, особенно на левой – совсем стерся. Впрочем, на каблуки Орман не смотрел: медленно стянул сначала одну, затем другую. Отставил в сторону, провел пальцами от лодыжки к колену – и обратно, после чего мягко опустил мою ногу на пол.
– Знаете, почему важны наказания? – произнес он, глядя на меня снизу вверх. – Чтобы плохие поступки запоминались не только тем, кому они причинили боль. Но и тем, кто их совершил.
«Какую боль?!» – хотелось закричать мне, вместо этого я только мысленно уронила на голову Ормана курительницу. Благо, стояла она совсем рядом, и услаждала мой взор своей тяжестью. По ванной плыл аромат, от которого кружилась голова, цветочный, с легкой травяной горчинкой. Исходил он, правда, не от нее, а от чего, я понять пока не могла.
